ртом воздух, прекратив всякое сопротивление. Я, недолго думая, снова навалился на неё, принялся правой рукой задирать ей юбку, скользя по гладкой коже бедра, левой же пытаюсь спустить свои трико. Тут она снова начала ... дёргаться, немного отдышавшись, и я решил умерить свой пыл. Она уже никуда не денется, подумал я, надо только поудобнее всё сделать, как и планировал сначала. Я ещё раз ударил Еву в солнечное сплетение и пока она, широко открыв глаза, восстанавливает дыхание, схватил её ноги за лодыжки и рывком выпрямил их, одновременно уложив женщину на обе лопатки. Затем сел верхом на её колени, лишив таким способом возможности брыкаться.
Чувствовать её теплые бедра между своих колен было чрезвычайно возбуждающе. Мой вставший член готов разорвать тонкую ткань штанов. Я посмотрел на лицо Инги. От её глаз черными дорожками по щекам растеклась тушь вперемешку со слезами. Глаза смотрят на меня с ненавистью. С размаху влепил ей пощечину, затем ещё, ещё, и она зарыдала, всхлипывая, я потёр ушибленную ладонь. Левая щека Евы покраснела и теперь глаза её смотрят на меня со страхом и мольбой. Антошенька, миленький, ну пожалуйста, что ты делаешь. Не надо, Антончик. Ага, а полминуты назад уёбком и выродком называла, усмехнулся я. Голос мой дрожит от возбуждения. Значит так, заткнись и слушай. Я сейчас привяжу твои ножки. Если попробуешь меня лягнуть я принесу клещи и повырываю тебе ногти на ногах, поняла? Поняла! Ева судорожно кивнула. Я осторожно слез с неё.
Ева, вытянувшись как по струнке на кровати, не шевелится, только тело её сотрясают рыдания и она с ужасом наблюдает за моими действиями. Я принёс бельевую верёвку и завязал петли с удавками на концах. Одну петлю накинул на лодыжку её левой ноги, ближнюю ко мне, а другой конец верёвки привязал к крайнему столбику спинки кровати противоположной той, к которой были прикованы её руки, при этом натянувшаяся верёвка отвела её ногу в сторону. Ева пододвинула правую ногу, чтобы скрыть от моих глаз свою обтянутую белыми трусами промежность. Изловчившись, я при помощи второй верёвки проделал ту же операцию с её свободной ногой, безо всякого сопротивления со стороны испуганной женщины и мои глаза увидели вожделенную картину. Раздвинутые широко бёдра, но задравшаяся юбка и тонкая ткань блузки, скрывают самые нежные и потаённые места тела.
Ненадолго скрывают, ухмыляюсь я. Итак, на кровати предо мной лежит подруга моей мамы. Её запястья надежно приковывают к спинке кровати блестящие наручники, голые загорелые ноги широко раздвинуты и слегка согнуты в коленях, привязаны к противоположной спинке. Блузка разорвана, осталась только пара нижних пуговиц и откроется вздымающаяся грудь с небольшими округлыми сиськами в белом лифчике. Узкая юбка высоко задралась и мне видны ажурные белые трусы, обтягивающие таз. Красивое лицо с небольшим носом и тонкими дрожащими губами выпачкано растёкшейся со слезами тушью, а в широко открытых глазах застыл страх. Я продолжаю жадно её разглядывать, одновременно решаю, что делать дальше и прихожу к выводу, что буду максимально растягивать своё удовольствие. Для начала раздену её полностью.
Но Ева связана таким образом, что просто снять одежду не получится. Поэтому я открыв тумбочку у изголовья кровати и достаю оттуда ножницы. Присаживаюсь на край постели. Женщину начала бить дрожь. Впрочем и сам я, от вожделения и возбуждения дрожу. Протягиваю руку, расстёгиваю оставшиеся целыми пуговицы блузки и распахиваю её пошире, открылся животик с аппетитным пупком и маленьким, едва заметным шрам, начинающийся пониже пупка и исчезающий под юбкой. Откуда у тебя этот шрам, спрашиваю я. От кесарева сечения, бормочет Ева дрожащим голосом. Я знаю, что у неё дочь на два года старше меня и что она в разводе с мужем. Что же ты как все, не рожала? Мучиться не хотела? Нет. Был тяжелый токсикоз, узкий таз, врачи решили не рисковать.
