обманул, как девочку... Жениться обещал... Вот дура, губу раскатала: на десять лет меня младше, такой видный мужчина, а влюбился как мальчишка... Мальчишка...
И снова в слезы. Нужно было спасать положение. Я наконец решился положить ладони на ее обтянутые тканью колени.
— Ну, мама... перестань городить чушь... Я ведь тебя люблю... И вчера ты могла убедиться, что еще привлекаешь молодых мужчин...
Сказал и зарделся, как гвоздика: вспомнил свои вчерашние подвиги. Стыдно, конечно, но речь шла о целостности моей психики. Мама снова посмотрела на меня, уже не плача, и покачала головой. У нее текло из носа, и она неловко вытерла его тыльной стороной ладони. Как жаль, что я не ношу платок, он бы мне сейчас пригодился.
— Фима, Фима... А ведь я тебя родила... Первый год просто не высыпалась, но как была счастлива... Гордилась своим первенцем, какой он сильный красивый. От эпидемии в тот год столько младенцев умерло, а ты победил смерть.
— Мама!...
— Не перебивай. Я так гордилась, что ты умный, в университет поступил, закончил хорошо... Не стал пьяницей, наркоманом... Нашел себе красивую девушку... Кстати, почему вы расстались? Ты раньше как-то смутно об этом говорил...
Вот тогда я решил идти ва-банк.
— Я сексоголик... Вот и расстались...
— А что это? — удивилась мама. Она даже не заметила, что я сдвинул ладони чуть-чуть вверх по ее ногам, собрав часть подола в мелкие складки.
— Это означает человека с неуемными сексуальными аппетитами. Он как зверь бросается на женщин, постоянно находится в поиске новых половых партнерш. Короче, больной на всю голову...
— И ты такой? — мама в ужасе открыла рот и не отрываясь смотрела на меня.
Кажется, я смог привлечь ее внимание. Двигаемся дальше. Моя речь и мои ладони работали в унисон. Говорю и осторожно даю волю шаловливым ручкам.
— Нет, со мной не так. Ровно наоборот. Многие годы мое сознание затмевал образ одной женщины о которой я мечтал, к которой стремился... Остальные были просто статистки... Как-то по пьяне я признался в этом Кате. Ее это колоссально разочаровало. Такие были планы на меня и так пролететь! Да еще связаться с извращенцем. Потому что единственная женщина, которую я люблю, — это ты, мама!
Она отпрянула.
— Фима, опять ты за свое, как не стыдно?!
Но было поздно: мои руки уже цепко держались за ее полные, мягкие бока. Мама попыталась встать, но я удержал. Крикнул с неподдельной болью в голосе:
— Да выслушай же наконец! Какая ты мать, если собственного сына не слышишь??!
Это ее остановило.
— Ты только скажи, ты меня любишь? — пробормотал я невнятно, имитируя голос полупомешанного.
— Конечно, — она схватила меня за руки, но отцепиться не смогла, — просто ты говоришь о вещах...
— Я говорю с тобой о вещах важных для моего выживания! До вчерашнего дня я был на грани срыва... Конечно, я обидел тебя, оскорбил...
— Очень обидел, очень оскорбил...
— Тем, что не признался во всем раньше, набросился на тебя, как злодей... Но ведь я погибнуть могу! Психологи утверждают, что фиксация на матери — это пожизненно, как приговор. Если ты сейчас от меня отвернешься, я просто сойду с ума от неприкаянности и страха перед миром. Это со мной уже едва не произошло...
Мама уже не обращала внимания на мои руки, осторожно задирающие подол ее платья. Она раскачивалась и причитала:
— Что же делать? Что же делать? Может к врачу обратиться, к психологу? — спросила она неожиданно.
Ответ был готов и на это.
— Конечно, конечно... Дорогостоящее лечение и никакого результата. Куча выброшенных денег на ветер в разгар кризиса — очень зрелое решение. Это, как в случае с твоим знакомым-игроманом, — полный бесполезняк.
Мать остановила свои раскачивания.
— Но что-то же надо делать?
Я уже
