властно обнимают мои бёдра. Он опять мною руководит, именуя проституткой, шлюхой, блядью, сучкой, коровой ... и т. д. Нет, какой богатый лексикон! Членик Фёдора Марковича набухает и, наконец, разряжается. Он цепенеет. Член его выпадет из моей попы, и я, развернувшись, припадаю к нему, снимаю презерватив, и высасываю стекающий белёсый ручеёк спермы. Старик что-то шепчет посиневшими губами.
Так, нужно ещё коньяку! Вот так. Жив? Он жив. И не в силах попросить о том, что ему хочется, покраснев, тычет пальцем фотографию, на которой кого-то из клиентов имеют в зад искусственным членом. Вот так профессор!
Хорошо, милый, сейчас Анечка тебя трахнет. Только член прицепим и попу твою смажем анальной смазкой. Вот только подожди минуточку. Сейчас. Быстро пишу два заявления — одно о предоставлении творческого отпуска, второе об увольнении по собственному желанию. Подписал, спасибо, миленький! Первое — в кейс дорогого Феденьки, а второе фройлян Лотта пока попридержит.
Феденька стоит раком, а я его трахаю в зад. При этом с самого начала визита я вижу непрестанную работу скрытых камер. Я тебе ещё пришлю весёлые картинки, милый! Лично в руки! Чтобы не трепал лишнего дома. Правда, двоечники всё равно растреплют...
Профессор томно постанывает и просит, чтобы я всё делала быстрее и глубже. Да пожалуйста! Я не на шутку разошлась, и тут радостный сип клиента и капельки спермы, брызнувшие на простыню, зафиксировали его третий за этот час оргазм! Вот как мы умеем!
Всё, ублажила! Помогаю моему старичку одеться. Специально ради него демонстрирую шоу с подмыванием. У него вновь замасливаются глазки. Он платит с кряхтением, заискивающе поглядывая на меня (наверное, скидки желал, подлец, или даже на халяву). Эти поползновения пресекаются кивком в сторону одной из камер. Увидев, что наши развлечения фиксировались в режиме нон-стоп, он испытал нечто похожее на мои переживания при встрече с ним. Утешаю его и гарантирую полную конфиденциальность. Но только в том случае, если некий профессор не запятнает в В-ском вузе имени и чести некоей доцента кандидата наук.
Провожаю Феденьку до двери и сдаю выручку. Фактически одновременно уходят и остальные посетители. Ну вот. Воскресенье окончилось. Ох, и заебалась же я во всех отношениях!
Просыпаюсь с ощущением чего-то очень приятного и давно забытого. Ощущение не проходит. Что-то из далёкого детства. Через дверь, которую я закрыла неплотно, стелется песня. Женские голоса нежно выводят медленную, чуть печальную мелодию. Да, это же под неё вчера раздевалась Ира.
— Love you till I die... Это включала мама вместо колыбельной, когда я была совсем маленькой... Но сейчас я узнаю голоса поющих — это же Сильвия с Шамони поют под гитару. Здорово. Забегаю к моим венгерским подружкам. Сильвия устроилась на кровати в халате на голенькое тело и играет, Шамони подпевает, склонив ей голову на плечо. Не прерываясь, манят меня. Присаживаюсь и пытаюсь подтягивать. Как хорошо. Вот песня заканчивается, и Сильвия начинает вторую. А это я знаю лучше, только по-русски в исполнении Киркорова. Хотя в оригинале и женскими голосами — куда лучше. Да, недаром говорят, что римейк — это когда берёшь чужой шедевр и поганишь его по-своему. Зато могу подтянуть
— Не было печали, просто уходило лето,
Не было разлуки месяц по календарю...
Допеваем на два языка, девочки аплодируют мне, я им.
— Девчонки, а что это было?
— Баккара, испанский дуэт
Вспоминаю, на экране телика в «Утренней почте» кружатся в танце две женщины — блондинка в чёрном платье и брюнетка в белом. Но это же было так давно...
— Почему же давно? До сих пор поют!
И девочки заводят третью песню. И снова красиво и чуточку печально. Слушаю с наслаждением. Окончив пение, Сильвия дует на пальцы правой руки.
— Давно я не играла, мозоли сошли. Лотта, а ты не играешь? — У меня
