Следы моего внимания теперь должны были оставаться и на маминых платьях, потому что я часто скользил или уж, совсем нагло, упирался в маму членом. Подходил, обнимал, спрашивал — «что делаешь?», свободной рукой высвобождал член, благо мама не смотрела, и упирался. С каждым разом я всё больше смещался из положения «сбоку», в положение «сзади». Нельзя сказать, что я был уверен в успехе на сто процентов, верить — верил, уверен — не был.
Мама сидела в холле, строчила швейной машинкой шов на блузке. День был солнечный и я оделся как обычно, лёгкие спортивные штаны на голое тело. С утра мы уже виделись с мамой и я даже успел поприставать к ней. Видимо для того чтоб унять мою назойливость она велела выполнить пару поручений по дому. Задания выполнялись мной с большим энтузиазмом, если только не лишали меня возможности быть рядом.
В противном случае, скрипя сердцем, я бросал все силы и энергию на выполнение поручения, чтоб скорее вернуться назад. Не оборачиваясь ко мне, мама приняла рапорт об успешно выполненном деле и поставила оценку «молодец». Она казалась поглощена работой, поэтому без опасений, я достал член из штанов, и глядя на маму стал медленно онанировать. Очень быстро возбуждение стало на столько сильным, что захотелось прижаться к ней, но она сидела на не очень высоком стуле и мой член, случись маме оглянуться, оказался бы на уровне её лица.
Сомнения заставили спрятать его обратно. Я подошёл вплотную, взял маму за плечи и сделал небольшое движение тазом. Думаю, мама очень хорошо поняла, какой орган только что уперся ей в лопатку, она повела плечами, как бы стряхивая меня, но я нагло продолжал прижиматься. Мама не выдержала, оставила работу и отталкивая меня локтём встала из-за стола, бросив мне на ходу — «Иди к чёрту», она ушла в гостиную.
В движениях и тоне не было и намёка на строгость, наоборот, мне почудилось что-то игривое и задорное. После секунды замешательства я последовал за ней. Мама уже лежала на диване, лежала спиной ко мне. Не веря в своё счастье, я подлёг к ней, обнял за талию и прижался всем телом. Мама бёдрами толкнула меня: «Отстань поросёнок». Её тон воодушевлял, я прижался сильней шепча: «только чуть-чуть, мам».
Что значило моё «чуть-чуть» я и тогда не знал, и теперь не понимаю. Мама затихла и я подумал, что могу делать всё что хочу. Правая рука оказалась внизу, двигать ею было сложно поэтому, я просто прижал её к маминой ягодице, левой чуть погладил её мягкий животик, скользнул на бедро. Потом отстранился, оголил мокрый от смазки член и упёрся в самый центр попки. Перевозбуждённый мальчик даже не успел как следует прижаться, как почувствовал эякуляцию.
Скачок с дивана, попытка сдавить уретру и возвращение члена в штаны, были единым, молниеносным движением. Я пришёл в себя в ванной, снял штаны с огромным мокрым пятном, шагнул под душ и стал приводить себя в порядок. Как обычно после семяизвержения постучалась совесть, на душе стало скверно, от мамы неудобно.
Я вышел из дому и уселся на крыльце. Минут через двадцать, скрипнув дверью, показалась мама. Я привстал ей навстречу, а она очень тепло, хотя не сильно, обняла меня одной рукой за плечи и одобрительно улыбнулась. Ну, или мне так показалось. Почти тут же, у ворот послышался шум, к нам пришли гости.
В ту ночь я так и не заснул. Возбуждение было на столько сильным, что меня лихорадило: тряслись руки, плыла голова, подташнивало и бросало в жар. Я знал, что нужно только дождаться утра, дождаться ухода отца на работу, и мама станет моей. Под утро, всё же, удалось забыться. Очнулся довольно поздно, отца уже не было дома, но радоваться было не чему — мама собиралась в город, это минимум часа четыре.
Чтобы убить время, ушёл на речку, потом слонялся по дому, пробовал читать. Мамы не возвращалась. День так и пропал без толку. Видимо событий в нём не было совсем и памяти больше не за что зацепиться.
