приказал:
— Ну-ка, сучка, попрыгай на нем.
Хриплый голос ученика слегка отрезвил увлекшуюся учительницу, и она с ужа-сом поняла, что только что не просто отсасывала у своего насильника, а отсасывала с наслаждением, трепетно и страстно. Еще больший ужас вызвало то, что она была пол-ностью готова к совокуплению с подлецом! Ее влагалище стало влажным и нетерпеливо пульсировало, требуя внимания, внимания не нежного и трепетного, как с мужем, а грубого и властного. «Как сучка, я хочу толстого хуя, который меня выебет!» — уничижительно подумала Оленька, словно мстя себе самой за неподдающееся контролю возбуждение. Однако она замешкалась, коря и стыдя себя за блядский образ мыслей, столь далекий от ее идеалов. Ольга Николаевна не могла смотреть на стоявший как кол, чувствуя отвращение к нему... и притягательность. Она даже не сопротивлялась, когда с нее сдернули юбку, лишь переступила, чтобы не испачкать упавшую юбку туфельками на шпильке. Учительница стояла совершенно обнаженная перед своим учеником, не считая черных чулков на стройных ножках.
— Ну, что застыла, сучка?..
Звонкий шлепок по упругой ягодице заставил преодолеть стыд, и Оленьке при-шлось расставить ноги, податься вперед и опуститься на член. Миша ловко направил его в увлажненное влагалище. Учительница закусила губу, чтобы не закричать от удовольствия, пронзившего ее одновременно с властно ворвавшимся в нее членом. Напря-гая ножки, учительница заскользила туда-сюда на толстом стволе, пытаясь уговорить себя, что делает это по приказу ученика, не оставившего ей выбора, а совсем не от нестерпимого желания.
Постанывавший время от времени Миша ухмыльнулся, сжал до боли шикарную грудь и, глядя в лицо учительницы, произнес:
— Ну, Ольга Николаевна, вы ведь взрослый человек, зачем вы себя сдерживаете?
Ольга Николаевна почувствовала насмешку в тоне ученика, лицо ее вспыхнуло от досады, но остановить своих движений она не смогла, прогибаясь, чтобы член, хо-дивший в ней, доставал до самых чувствительных уголков. Миша снова ухмыльнулся и, чуть наклонившись, поймал губами танцевавший перед его лицом сосок. Оленька слегка застонала, уже не в силах побороть чувственность. А Миша, лаская сосок языком и губами, а упругую попку пальцами, иногда отрываясь, говорил:
— Ну, ты ведь блядь... А бляди... так себя не... ведут. Они кричат... и... стонут... Извиваются на члене... Прыгают на... нем...
И Ольга Николаевна, чувствуя как ее прорывает, вскрикнула и принялась, сто-ная в голос, насаживаться на член всерьез, с максимально возможной частотой подмахивая твердому хую... Она кончила в конвульсиях, но это лишь раззадорило прекрас-ную наездницу — ее пыл только разгорелся. Заставив удвоить усилия.
Ольга Николаевна была уже близка ко второму оргазму, когда Миша вдруг остановил ее, властно обхватив тонкую талию рукой и придавив стройное тело вниз так, что Оленька почувствовала, как твердый кол проникает в желудок. Задыхаясь, она не-терпеливо заелозила на мужском достоинстве, недоумевая, почему ей больше не позволяют скакать на этой великолепной лошадке. Нет, так тоже было хорошо, но хотелось продолжить бешенную скачку до сметающего все оргазма.
— Ты блядь? — спросил Миша.
Не в силах отдышаться, Оленька прохрипела:
— Да, я твоя блядь, трахай меня... Я хочу, чтоб ты ебал меня...
Учительница прижалась голыми роскошными округлостями к Мише, неизвестно когда лишившемуся рубашки.
— Ну, пожалуйста, — умоляюще заскулила она, но не возразила, когда ее, покорную, сняли с члена и положили на парту. Ольга Николаевна ждала, что ее трахнут теперь в такой позе, и беспрекословно подняла ноги повыше и развела далеко в стороны, когда ей приказали это сделать.
— Нет, — услышала она, — ты еще не окончательно блядь, если так можно выра-зиться.
Оленька попыталась возразить,
