под блузкой от всей этой суеты тугие здоровенные буфера пионервожатой. Закрывшись на задвижку, мальчик ... осторожно опустился на фанерную сидушку унитаза и нетерпеливо вынул из штанов жёстко торчащий член. Обхватив его ладонью, начал медленно дрочить, млея от того, что в каком — то метре от него, отделённая всего лишь тонкой фанерной дверцей, стоит Альбина. Кремовые трусы на толстой пизде... Пухлые ляжки, перетянутые краями чулок... Рвущие блузку, вызывающе торчащие буфера... И ещё эта её откляченная немного аппетитная широкая жопа... А мастику набирать не надо было, мама заранее набрала её в кулёк, лежащий теперь рядом с унитазом.
— Ну что, Лёшенька, набираешь?
— Набираю... Альбина Ивановна... — еле выдавил Лёшка, едва не спустив от этого коротенького безобидного диалога. И тут в коридоре застучали каблуки, привычно скрипнула дверь.
— Ой, Нина Александровна! А мы тут как раз мастику набираем! — бодрым пионервожатским голосом доложила Альбина.
— Ну хорошо, Альбиночка. Ты извини, но я... — И на глазах потрясённой Альбины Ивановны директор школы зашла в соседнюю с хозяйственной кабинку. Она что, ссать собирается?! Зная, что рядом находится её сын?!! Он же всё услышит!
Тем временем Лёшка, колотясь от сильнейшего возбуждения и предвкушения, сунул дрожащую руку с зеркальцем под перегородку. Мама как раз энергично задрала юбку и, сильно наклонившись вперёд, раскорячилась над унитазом. Лёшка обомлел: трусов на матери не было, один лишь пояс с чулками... Сколько волосни у неё... Ни хуя же не видно! Будто услышав мысленный вопль сына, Нина Александровна завела руки назад и развела в стороны тучные ягодицы, прихватив длинными пальцами толстые половые губы, густо заросшие кучерявой бурой волоснёй.
Вот оно блядь! Вчера на картинке, а сегодня... Какой кайф невыносимый! Лёшка жадно пожирал глазами зияющую, мокро блестящую дыру, бесжалостно растянутую мамой. Это влагалище, блядь! Вон губы... Ни хуя себе, какой клитор! Мама рисовала совсем другой, меньше гораздо. А этот толстый, длинный... Торчит так, что капюшончик вот-вот порвётся... Такое всё мясистое, красное, складчатое, скользкое наверное... А вон дырка, откуда ссат... Не успел Лёшка как следует разглядеть, как оттуда вырвалась толстая мощная струя и звонко забулькала в унитазе. Но больше всего Лёшку поразило мамино очко. Оно не было похоже на обыкновенное. Не морщинистое коричневое пятнышко, а... Такая довольно длинная щелка с вывернутыми припухшими неровными краями. И вокруг кожа тёмно — коричневая, потёртая как будто... Мать ссала, наслаждаясь необыкновенно острыми ощущениями. Сын смотрит (и дрочит, конечно), а рядом стоим обалдевшая Альбина...
У Лёшки потемнело в глазах, и он опять длинно и многоструйно заляпал дверь кабинки. Спрятав зеркальце, ослабевший от взрыва ощущений и эмоций, Лёшка, стараясь делать это тихо, начал стирать сперму с двери. Мама, наконец, иссякла и через минуту вышла из кабинки.
Альбина во все глаза пялилась на смущённую Нину Александровну. Та подошла и доверительно зашептала:
— Извините уж, Альбиночка... Вы не подумайте... Просто так вышло... Приспичило до того, что... Ну вы понимаете... И... Я вас попрошу, не рассказывайте никому об этом... маленьком пикантном приключении, хорошо?
— Конечно, конечно... Я понимаю, — польщённо зашептала в ответ Альбина. — Ещё и не такое бывает! Я молчу, как партизан!
Женщины, довольные друг дружкой, рассмеялись, и Нина Александровна, радостно улыбаясь, вышла из туалета.
Между тем Альбина отчаянно текла. Не только весь низ плотных трикотажных трусов скользко намок, но уже начало сочиться по внутренним сторонам бёдер...
— Лёшенька, ты... скоро там? — голос пионервожатой был прерывист и немного нетерпелив. Она уже представляла, как метнётся сейчас в свой кабинет, запрётся, и сделает себе облегчение. Но
