Пальчики тоненькие, как у ребёнка.
— Лен, у тебя какой размер? — глупо спросил я, — твоя ступня не больше моей ладони.
— Тридцать шестой. Не урони, смотри!
— Да уж, ты чем занят? Тебя держать просили, а не ноги её мерить, — встрял её муж.
Сидел он не так уж близко от меня. А, учитывая, что жена его по недоразумению надела чулки, то где-то рядом с моей головой находится её обнажённое тело! Рука моя медленно поползла в сторону колена. А что оставалось делать? — Сколько она ещё дышать будет?
Я ощупал коленку. — Очень впечатляюще! Остренькая такая. Провёл рукой по голени, чувствуя, как напрягается мышца под касаниями. Со стороны Костика послышался очевидный скрипящий звук, — он тоже гладил Ленкины ноги. С той лишь разницей, что он мог делать это на законных основаниях. Звук исчез. — Видимо, кончился чулок. У меня в паху начал активно оживать мой репродуктивный орган.
— Костик, не трогай меня, пожалуйста, щекотно же!
— Всё, — не трогаю. Пардон! А ты долго ещё?
— Устал, что ли? — в её голосе было столько разных оттенков. Не только пьяное кокетство и деланные капризные нотки, но и лёгкая дрожь, какая-то. А мне-то она не запрещала себя трогать. Я двинул ладонь выше, не забывая непринуждённо (ха!) поддерживать разговор. Край чулка! Лена слишком очевидно вздрогнула. Вроде, руки у меня тёплые, — в жаре такой. Нравится ей? Или она боится, что кто-то заметит? Тем временем, мои пальцы скользнули по кромке чулка, а затем дальше. На внутренней стороне бедра кожа была настолько нежной, что мои грубые пальцы практически не чувствовали прикосновения. Я сосредоточил лёгкие движения в этом месте, тыльной стороной ладони ощущая тепло второй ноги. Очень близко располагались, прикрытые эфемерными трусиками, но недоступные мне, Ленкины сокровища. Хотелось схватить эту хрупкую женщину всей пятернёй за промежность, откинув в сторону резинку трусов. Запустить в неё свои жадные пальцы, глубоко, насколько возможно, вырвать сладострастный стон из Ленкиных губ. И ковырять её мокрое, податливое нутро. Оттягивать, раздвигать, мять. Я убрал руку, чтобы дрожью пальцев не выдать своего возбуждения.
— Мальчики, я слезаю, — чуть хрипло оповестила нас обладательница этих чудесных ног.
— Держим, — хором ответили мы с Костиком. И подставили ей руки.
По моему лицу скользнул чулок, Ленка пожала мою ладонь. Или показалось? И всё.
— Так, я ни на кого не сяду? — она по стенке, аккуратно спустилась с заоблачных высот. И уселась спиной к стене. А я остался наедине со своей бурей эмоций.
— А вот теперь можно и выпить, — сказал Костян и, не очень к месту, добавил, — баба с возу, как говорится.
— Я баба, значит? — Ленкина нога прижалась к моей. — И что все за это пить станут?
Ей ответил возмущённый пьяный хор голосов. Поступило предложение выпить за единственную, присутствующую здесь даму.
— Прекрасную даму! — поправил Саня. — Видимо, не я один отметил незаурядную красоту Костиковой благоверной. Мы выпили.
Зато я один, не считая её благоверного, сидел, прижимаясь к её ноге. Два пива подавали тревожные сигналы в мозг, но заставить себя оторваться от этого тёплого бедра я не мог. Тонкий слой капрона отделял меня от её тела, но даже он в этой ситуации казался непреодолимой стеной. Мне пришло в голову, что если кто-нибудь воспользуется зажигалкой, то Ленка, сидящая в той же позе, что и остальные, явит взорам окружающих всё, что скрывало до сих пор её платье. Вместо зажигалки Саня воспользовался телефоном. Даже ... скудный свет его дисплея после темноты резанул глаза. А через мгновение Ленка пересела, снова поджав ножки под себя и прижавшись к мужу. Зато пятками — ко мне!
— А время-то, господа, двадцать минут первого, — объявил Саня, — детское ещё. Придётся подналечь на
