за одно прикосновение к моим губам; Вахид пытался встать передо мной на колени, теперь я его не пускал. Мы были молодые, здоровые парни и мы боролись за право удовлетворить своего партнёра. Вахид был чуть старше и повыше, мой конец чуть толще и длиннее. Мы упирались друга в друга своими клинками и дарили друг другу ласки ладонями и горячими поцелуями, затем подносили обнаженные мечи к губам и дарили друг другу самые утончённые ласки. После разрядки, мы могли часами любоваться друг другом и продолжать ласки наших мечей. Это было в яблоневом саду, в винном погребе, на чердаке и в этой бане. Вахид был старше, и я настаивал на том, чтобы он реализовывал своё старшинство. Когда мы мылили друг друга в бане, Вахид вставлял одну фалангу своего среднего пальца в меня, только одну и аккуратно вращал пальцем. От осознания, что я здоровый парень позволяю такое делать с собой другому парню, я готов был умереть. Мы целовались взасос, и я дрочил оба хуя, палец Вахида был залогом его любви, его власти и главенства. Я знал, что стоит мне повести моей густой чёрной бровью, он будет сосать, встанет раком и даст свою задницу любому мужику, которого я назову, но палец доказывал его старшинство в мужественности и моё согласие.
Тахир, увлечённый рассказом забыл, что мы в гостях, глаза выпучены, хуй поглаживаемый через простынь — торчит и вершина его горы — увлажнилась.
— Но чем закончилась ваша любовь?
— Однажды ночью ко мне пришёл раненый Вахид, он был на последнем издыхании. «Ахат, мой отряд разбили, я один остался в живых, завтра меня найдут, и будут пытать, я пришел попрощаться с тобой и попросить тебя помочь мне уйти без мучений. Всё наше Сопротивление — пустая затея, единственно, ради чего стоит жить, это — любовь, а высшая любовь это любовь двух воинов!» Вахид достал револьвер из нашего тайника и приложил его к виску.
— Нет, Вахид, сначала любовь!
Я помог ему лечь и раздел его. Тело, самое прекрасное мужское тело было безнадёжно искалечено: коленный сустав — вывернут, левая рука безжизненно болтается на лоскуте сухожилия, половина уха отстрелена, в животе глубокая рана, глаза глубоко запали. Я вытер влажным платком его пах и поцеловал клинок. Несмотря на шоковое состояние хозяина, клинок начал расти. Я взял его в рот, он напрягся и встал наполную. Я ласкал его страстно и нежно, губами и руками, заглатывая и лаская языком, я почувствовал вкус семени и тут раздался выстрел. Вахид ушел в блаженстве в мир иной. Я не стесняюсь своей любви к другу, ребята. Это самое дорогое воспоминание о любви в моей молодости. Любите воинов и не предавайте их!
***
Потрясённые услышанным, мы шли плечом к плечу, по ночному Самарканду. Мы свернули на узкую улочку, и я больше не мог сдерживаться, я повернул Тахира к себе спиной и прижал к забору так, чтобы своим хуем тереться о его, Тахир начал кряхтеть. Страсть захлестнула мой разум, но милицейская машина, вывернувшая из-за переулка, вернула нас к действительности. В салоне сидел Гафур со своими ребятами.
— Попались, пидары?
Мы рванули в переулок напротив, перемахнули через дувал, перебежали по арыку в соседний двор и залегли в зарослях малины и мяты. Машина Гафура на полной скорости врезалась в какой-то столб, послышались крики, лязганье железа, вопли, погас свет.
— Зря ты Тахир, Гафуру в рожу хуём тыкал, он тебе этого не простит, опустит как Бабура, может завтра, может послезавтра.
— Если у меня нет братана, какой был у Ахат-ака, то конечно зря. Нужно было сразу «дружить» с Гафуром, как Анвар.
— Ты зря на меня обижаешься, я тебя им не отдам, но я за все эти твои глупости, теперь засажу тебе в жопу так, что конец будет щекотать твоё горло, а потом в рот так, что жопе станет горячо...
— Фархааад!
Тахир захрипел и завалил меня между грядок, я почти вырвался, но он успел спустить с меня штаны и сел на
