Людка.
«Ага, — злорадно подумал я, сейчас я тебе...»
Потекла музыка — французы, итальянцы... Медленная музыка действует на меня лучше всякого алкоголя. Мы медленно двигались в танце, который фактически уже не был танцем. Ее гибкая фигура послушно откликалась на мои движения, мягкое тело излучало знакомые волны Женственности и Похоти. Слабый аромат пряных духов смешивался с запахом свежего женского пота, придавая особую интимную близость...
— Какая ты послушная в танце, — прошептал я на ухо только для того, чтобы приблизится к ее лицу.
— Не всегда, — прошептала она. — Я иногда бываю груба и говорю плохие слова и ругаюсь.
— Не поверю, это ж как надо тебя разозлить.
— Нет, Юрик, я говорю плохие слова тогда... ну когда мне бывает приятно... ну в тот момент!
Я сразу понял «в какой момент» и, не зная что ответить на это, прижал ее талию к себе. Ее бедра, словно ожидая приглашения, с готовностью прижались ко мне так, что мой набухший бугорок через брюки ощутил упругий выпуклый лобок. Мы не замечали никого вокруг, инстинктивно стараясь придать нашим движениям вид танца. Галка откровенно прижималась к моему до боли вставшему члену, который был вытянут вертикально под плавками. Ее бедра двигались в ритм музыке из стороны в сторону, так, что ее лобок задевал за член, упруго перескакивая как через упругий ствол. Галка очнулась первой. Отстранив меня, не сказав ни слова она отошла от меня... Я стоял, медленно отходя как от гипноза, на лице ощущался жаркий прилив крови, сердце прыгало в груди. Жадно выпив шампанского, я огляделся вокруг. Толик — само выражение безнадежности — сняв крышку видика глубоко ушел в свою проблему.
Из лоджии, из-за угла выглядывала спина юнца, которую гладила женская рука. В углу шла полным ходом разборка, в которой перемалывали какого то Гиви, подлеца, что вполне вероятно было чистой правдой. Я стоял, с тупым выражением, ничего не соображая, и только едкая до боли щекотка в простате властно возвращала меня к действительности... Я хотел еще этой игры, хотел до потери реальности. Подойдя к Галке, что-то говорящему Толику, я тронул ее за руку. Она дернулась как от удара током.
— ... в общем, что хочешь сделай, но исправь! — услышал я конец фразы. — Я пошла, посмотрю Маришку.
Галка повернулась и сказала:
— Хочешь, пойдем, посмотри какая у меня девочка?
Я ничего не ответил, потому, что уже шел за ней.
— Я тут живу с мамой. Да и жила раньше, — рассказывала она. — А та квартира Толика, мы поменяли ее, чтобы быть поближе к маме.
Слушая, но не воспринимая информации, я смотрел на ее белую, шею, которую оттеняли две, беспризорно упавших прядки темно-каштановых волос... Нагнув голову, она осторожно боком спускалась по ступенькам, приподняв длинное платье.
В хрущевке, тесно уставленной мебелью, выделялась одна огромная квадратная кровать с балдахином! Впервые я видел такое роскошное ложе. В спаленке было тепло и тихо. На окне висели плотные гобеленовые шторы. Рядом с кроватью стояла кроватка-манежик, в которой спала девочка. Розовая пухлая щечка сплющилась на подушке, алые капризные губки были приоткрыты.
— Смотри, какая она у меня, — тихим голосом произнесла она.
— Красивая, сладкая девочка, — отозвался я, имея ввиду и ее маму.
Словно поняв меня, она подняла на меня глаза. Отойдя от кроватки, она встала спиной к роскошному ложу. Проход был узкий и мы наши тела опять оказались в такой близости, от чего между нами снова пробежала интимная волна близости. Меня снова стал окутывать туман...
— Мама! Ты лежишь, — громко спросила Галка. — Тебе ничего не надо?
В ответ старческий голос заверил, что ничего...
Галка повернулась ко мне, подняла голову и ее глаза остановились на мне...
— Какая ты... хорошая,... — только и смог выдохнуть я и мои
