добрые...
Было уже совсем поздно, когда Петька, зевая, сказал, что «наверное, пора спать», и «старший солдат» Паша с ним, с Петькой, согласился — «старший солдат» Паша прижал лежащего на боку Петьку к себе, укрыл и себя, и Петьку одним одеялом... колеса неутомимо стучали... и — прижимая Петьку к себе, солдат Паша, сунув ладонь Петьке в шорты, положил её на тёплую Петькину булочку...
— Паша... хочешь, я тебе что-то скажу... хочешь? — прошептал Петька.
— Ну, говори... , — шепотом отозвался «старший солдат».
— Толик меня спрашивал, кто мне больше нравится... сказать, кто? — Петька, и без того прижатый к «старшему солдату» Паше, пошевелился, придвигаясь еще ближе.
— Ну, скажи... , — прошептал солдат Паша, и Петька, обдавая лицо «старшего солдата» Паши тёплым дыханием, прошептал чуть слышно:
— Ты... и еще Толик... но ты больше всех... понял?
— Понял, — послушно отозвался «старший солдат». — А Саня с Ромой... они что — тебе не понравились?
— Ну, понравились... но они же спят — всё время спят, — резонно заметил Петька, и солдат Паша снова прошептал:
— Понял, Питюн. А тебе... тебе сказать что-то тоже?
— Скажи... , — прошептал Петька...
Колеса неутомимо стучали, а они, Петька и Паша, прижимаясь друг к другу, лежали и перешептывались, как два мальчишки — как два самых-самых лучших друга!
— Ты мне тоже понравился... очень-очень! — прошептал солдат Паша, и... Петька почувствовал в темноте, как Паша коснулся губами кончика его, Петькиного, носа.
— Щекотно... , — тихо засмеялся Петька. Они помолчали. — А Толик... тебе Толик тоже нравится? Как я? — неожиданно прошептал Петька.
— Толик мне тоже нравится... но ты, Петя... ты мне нравишься больше, чем Толик... понял? — солдат Паша легонько сжал ладонью тёплую Петькину булочку.
— Понял, — отозвался Петька. Они опять помолчали. — Будем спать? — прошептал Петька, умащиваясь — гнездясь — в объятиях «старшего солдата» Паши.
— Да, Питюнчик... давай спать, — отозвался солдат Паша...
Колеса неутомимо стучали, и Петька, уже засыпая, вдруг подумал, что вот она — «настоящая солдатская жизнь», и еще он успел подумать, что так хорошо, как сейчас, ему, Петьке, еще никогда-никогда не было... и — уже почти провалившись в сон, Петька отметил про себя, что хорошо... да, очень хорошо, что с ним не поехал Мишка, потому что, если б Мишка поехал, такого хорошего разговора у них — у него и у Паши — скорее всего не получилось бы...
Утром Петька проснулся от бьющего в лицо солнечного света. Он открыл глаза... колёса стучали, выбивая перестуками весёлую дробь, и Петька, мгновенно сообразив, где он, и сразу вспомнив, что вчера было, потянулся...
— О, Питюн! Проснулся? — раздался снизу голос Толика.
На помосте никого не было — он, Петька, накрытый одеялом, лежал на помосте один. Приподняв голову, Петька посмотрел вниз — солдаты Паша, Саня, Рома и Толик сидели внизу на ящиках вокруг такого же точно ящика, который вместо стола стоял посередине, и, как тут же сообразил Петька, готовились завтракать.
— Давай, Петя, прыгай... открывай, Рома, Питюнчику тушенку, — тут же распорядился «старший солдат» Паша, и Петька, улыбнувшись, спрыгнул с помоста вниз — на пол.
Сел Петька рядом с солдатом Пашей — на один ящик. Тушенка была вкусная, и Петька ... ел «солдатскую тушенку» наравне со всеми — как самый настоящий солдат... Колёса стучали, дверь была распахнута — вагон был залит солнечным светом... Петька то и дело касался коленкой коленки «старшего солдата» Паши, и на душе у Петьки был праздник... пару раз, уплетая тушенку, Петька подмигнул солдату Толику, а солдат Толик подмигнул ему — они, Петька и Толик, перемигнулись, как заговорщики... но всё равно главным было то, что он,
