тетя Валя крепко привязала Катьке ноги, чуть ниже колен.
— Ну что, пожалуй начнем, сказал дядя Андрей и неспеша задрал Катьке халатик на спину, оголив попу и нижнюю часть спины, а тетя
Валя спустила ей синие трусики купальника и отошла в сторонку.
Катька с красивой кругленькой голой попкой лежала ни жива ни мертва. Прямо перед ее лицом на полу лежало корыто в котором
Катя насчитала девять ровных длинных и гибких березовых розог. Она увидела, как рука отца взяла один прут из воды, как капли воды стекали на одиноко плавающий зеленый березовый листочек.
— Папа, пожалуйста... только не сильно, мы больше никогда не будем, только не сильно... ладно? шморгая носом с надеждой просила Катя.
Отец пропустил мокрый прут через кулак и со свистом взмахнул ним в воздухе, проверяя на упругость. Розга со свистом рассекла воздух. Катька вздрогнула, зажмурив глаза.
— Вот... , теперь надеюсь что не будешь... , оценив прут сказал дядя Андрей и подошел к упругой Катиной попке.
— Света, а что же ты стала так далеко. Иди к подруге поближе, посмтри, что в нашей семье бывает с дочерьми, которые по ночам дома не ночуют, а шляются черт знает где.
Света негнущимися ногами подошла поближе.
П... пожалуйста, только не сильно... , ну пожалуйста, — просилась Катька.
За твои ночные гулянки с пьянками мы с матерью твердо решили — 40 розог!!!
Ой... пожалуйста, только не сорок... только не сорок... я не выдержууу!!! Жалобным голосом просилась Катька.
Дядя Андрей невысоко поднял розгу и... — Рразз! Спокойно произнес дядя Андрей, медленно поднимая розгу на этот раз повыше.
Первая розга стеганула по катькиным беззащитным ягодичкам.
Катька хапнула ртом воздух и сильно дернулась. Вместе с ней вздрогнуа и Света, с ужасом глядя как на Катиной попе зарозовела четкая поперечная полоса.
— Два! Розга свиснула тоньше и громче, чем в первый раз и на мгновенье впилась в нежное тело, чуть пониже первой полосы.
Айй, — тихо вскрикнула Катька.
— Три!
— Четыре!
— Пять!
Ай!!!. Оой, А... о... о... ой!!! Все громче вскрикивала Катька. Света видела как на Катиной попе одна за другой проявлялись белые полосы, которые быстро вспухали красным.
— Шесть!
— Семь!
— Восемь...
Ааааа... й, оовуууаа... !!! Протяжно выла Катька, сильно дергаясь после каждого удара.
Дядя Андрей порол размеренно, неспеша и, что удивляло Свету, совершенно без злобы, но очень крепко. Розга в его руках высвистывала самые высокие ноты.
— Девять! — Десять!
Ааааай ппожалуйсстт... Аа... Ааааа... ай!!! Хва... ААААааа... аа... атит!!!
Катька уже визжала по настоящему, отчаянно дергая полосатой попкой, но ее крики на дядю Андрея не производили, казалось, никакого впечатления. Розги свистели также размеренно и с прежней силой.
— Какое там «хватит» — заметила стоявшая возле окна тетя Валя.
— Одиннадцать!
— Двенадцать!
И... пауза. Дядя Андрей увидел, что у прута обломился кончик.
— Подожди, сейсас другую возьму, сказал он тихо плачущей на скамейке Кате. От этих слов плачь стал громче.
Он отбросил прут в сторону и вынул из корыта новый.
— Что больно?
— Ааа... га аа... сквозь плачь пробормотала бедная Катя.
— А самогонку пить больно не было? Стряхивая воду с длинного, почти в метр,... свежего березового прута спросил дядя Андрей.
В ответ плачь только усилился.
П... папочка, по... по... жалуйста... хва... АААааа... аа!!! оо... ййй.
— Тринадцать!
— Четырнадцать!
— Я... ббольш... ше н... не бууу... дуууу... Ааааа... аай!!!
— Пятнадцать!
Свежая розга секла, еще крепче, чем первая. Катька визжала дивными голосами сильно дергаясь и виляя полосатой попкой из стороны в сторону.
— Вот тебе самогонка...
— Вот тебе ночные поездки в голом виде...
