— Вот тебе не слушаться маму.
— Вот тебе не слушаться папу.
— Мы тебе не позволим превратиться в шлендру!
— Двадцать, — тихо произнесла стоявшая у окна тетя Валя. Всыпь ка ей еще с другой стороны.
Дядя Андрей обошел скамью с другой стороны, взглянул на прут и отбросил его в сторону. Бедная Катя непрерывно ревела и слезы капали на пол. Когда перед ее глазами рука потянулась за новой розгой, рев усилился.
— П... п... рости п... п. по... по... жжаалуйта!!! Я ббольше н... не мо... могууу... Я... я б. больше ни... никогда не... ААААААаааа... й!!!
— Двадцать один!
— Двадцать два!
— Двадцать три!
Света видела как новые полосы, вспухающие на уже хорошо выпоротой, красной попе, пересесекаются со старыми, образуя рельефную сеточку. На пересечении этих вспухнувших полос проступала кровь. Катька дико завывала, визжала и дергалась из последних сил. Слезы с ее глаз катились градом, а отец все порол и пророл также неспеша, размеренно и сильно...
— Тридцать восемь!
— Тридцать девять!
— Сорок!!!
— ААА... хх... ооууууууаааа!!!... аааа... аааа.
В последнюю розгу отец вложил, казалось всю силу. Катька хрипло взвыла и этот вой перешел в рыдания. Ее попа была вся исполосована и от розог на ней не осталось живого места, во многих местах сочилась кровь.
— А сейчас следует соль втереть, неожиданно произнес дедушка, тихо сидевший на диване. Тогда кажый раз когда сесть захочет, будет вспоминать за что высекли.
В этом и есть воспитательный, так сказать, момент от розог, завершил свою речь дедушка.
— Нет. Этого делать пожалуй не станем. Валя, смажь ей попу йодом и развязывай.
Я думаю ей и эта наука пойдет на пользу.
«Верно я говорю, или еще всыпать, а! Катерина?»
— Вв... ерно, верно... ооо, — поспешила подтвердить все еще горько рыдающая Катя.
Она еще несколько раз вскрикивала, когда мама дезинфецировала ранки йодом.
Наконец Катьку развязали. Она потянула трусики и еще долго терла руками наказанное место. Затем шатаясь, как пьяная пошла в свою комнату и легла лицом вниз на кровать.
Она все еще немогла упокоиться и все время плакала.
— Так. А теперь эту, сказал дедушка и указал пальцем на Свету.
— У Светы внутри все похолодело.
— Давай давай голубушка, ложись, вместе гуляли, вместе и отвечать, командным тоном сказала тетя Валя.
— Нет!!! Меня дома никогда не били!!! Защищалась Света, а на глазах выступили слезы.
— А тебя никто и здесь бить и не собирается. Спокойно ответила тетя Валя. Ты нам как родная. Я с твоей мамой как сестры. Мы сами за тебя на кого хочешь набросимся, кто тебя бить захочет, а вот выпороть тебя как следует за ваши подвиги — следует непременно. Если это дело закончить поркой то тебе на будущее будет хороший урок. А так где это виданно, чтобы пятнадцатилетняя девушка, пришла домой утром да к тому же голая. Нехочу обзывать тебя грязными словами лучше всыпать тебе по первое число, и все забудем об этом. Одним словом — выбирай: либо ты ложишся сама и как гостье, да к тому же в первый раз, я сама тебе розог отсчитаю. У меня, как никак рука легче. Либо мы тебя уложим силой, и пороть тебя будет Андрей, а после него я тебе всыплю еще десяток за злостное непослушание.
У Светы по щекам катились слезы, деваться ей было некуда. Хочешь нехочешь, а прийдется. Ей было страшно и стыдно, но всетаки больше страшно. В голове то возникали мысли, как она будет лежать с голой попой перед дядей Андреем и дедушкой, то всплывали картины исполосованой Катькиной попы и ее отчаянный визг. То представляла себе, что будет если о их прогулке с Катей узнает мама, да еще от чужих людей.
— А вы если... ну... если я соглашусь... не расскажите маме?
Если вину искупишь — конечно не расскажим, сказал дядя Андрей. Как говорится"кто старое
