как мог мой многострадальный орган, челюсти уже сводило, глаза были на выкате. Ловким движением пальцев она сбоку зажала язык у самых губ как прищепкой.
Не спеша, разглядывала его потом длнным ногтем другой руки больно щелкнула по его кончику. Потом еще щелчок, еще. Язык инстинктивно дергался, стараясь вырваться, но фиксация была жесткая. Слезы лелись ручьем из моих глаз.
— Гаденыш, он еще и хныкает. Знает, что это меня заводит! Сейчас твой грязный язык будет по-настоящему работать на меня! Где мой «тюлень»!
Я знал, что это: раб лежит на полу на животе, ноги вместе, руки под грудью, лицо запрокинуто вверх, язык — наружу. Она выпустила меня, я быстро облизнулся и занял позу.
Госпожа величаво встала надо мной, потавила ноги на мои кисти рук, прижав их к полу, и поднесла свою киску к моему лицу. Развела губки привычным движением и оделась влагалищем на мой язык подталкивая рукой мой затылок себе между ног. Сладко постанывая и ёрзая, она глубоко трахала себя моим воспаленным от её ногтей языком. Прошло время, Госпожа, зачастила движения и со стоном, дрожью в теле и обильным соком встретила свой оргазм. Мой горячий член под животом весь напрягся и достаточно было дернуться, подвигать его об пол и я бы то же кончил. Но мы были не равны с ней и это могло её оскорбить. Я не посмел.
Когда Госпожа успокоилась, то встала с меня и вышла на центр комнаты. Она прохаживалась по центру и легко ударяла красными хвостами плети по своей ладони. Потом остановилась и с громким стуком уронила плеть на пол. Не спеша, она встала над плетью, двигаясь как можно вульгарней, расставила над ней согнутые в коленях ноги и со сладким стоном, ввела сверхдлинные ногти пальцев рук в свои дивные золотые колечки. Её пальцы развели влажные и такие сладкие губки влагалища, секундное напряжение ее таза и янтарная моча полилась на кожаные ленты плети. Оросив свое оружие, Госпожа посмотрела на меня через плечо, это был взгляд разъяренной пантеры!
— Грёбанный мудак! Лучшая женщина на свете стоит перед ним такой прекрасной позе, что можно только мечтать и просить милости получить копро-налаждение, а он разглядывает свой опухший хер и таращится!
— Спасибо, Госпожа!
Я, стуча коленями, мгновенно бросился к её ягодицам, как зверёк в норку, забился лицом между ними обхвати губами сочный анус, вывернутый наружу и нежно, раздвигая его складочки вошел в него на всю длину больного языка! Кайф был не передаваемый! Поласкав стенки её чудного мягкого отверстия, почувствовал, что Госпожа тужится на встречу языку, потом еще, еще. Но анус был пуст! Я своими движениями непроизвольно нагнал в полость ануса воздух, по приказу я с сожалением вытащил из него свой язык. Госпожа натужилась и со стоном выпустила воздух наружу. Он был горячим и пряным, почти без запаха, но как это меня завело!
— Не повезло тебе! Впрочем, хватит с тебя и это! Еще тратить на тебя мой «шоколад»!
Госпожа встала прямо и властно посмотрела на меня.
— Возьми это на палец и смажь свою сраку! Раком, быстро, мордой в пол!
— Спасибо, Госпожа!
Она плюнула на пол передо мной.
Я обмазал пальцы в слюне и смазал свой сфинктер. Она зашла сзади и я почувствовал как острый носок ее ботфорта вошел в мой анус. Уверенно, не церемонясь. Было больновато, я терпел. Госпожа убрала ногу и обошла меня, встав спереди. Тут всё было ясно и я начал тщательно вылизывать носок её сапога. Затем она снова зашла сзади и я почувствовал, более жесткое воздействие на мой несчастный орган. В моей заднице был её каблук! Она снова обошла меня и встала спиной. Согнула ножку и я всосался в каблук ее ботфорта.
— Подай мне плетку, скот!
Я подполз к облитой её нектаром плетки и нагнул к ней голову. Я знал, что раб не имеет право брать плетку или кнут Госпожи без команды, но и при приказе раб не смеет касаться рукояти. Это — табу. Грех, который не
