в те времена, когда он был львенком.
Наступил сезон спаривания. Молодой лев начал замечать, что остальные львы ведут себя несколько странно — так же, как и он, катаются по земле, спят меньше, чем раньше. Львицы тоже изменились — они повсюду ходили за львами, обтираясь мордами об их тела и слегка приподнимая хвост. Затем куда-то убегали вместе со львами, а через пару суток возвращались — и те, и другие выглядели вполне счастливыми. Когда молодой лев спросил мать, что происходит, она ответила: «Сезон спаривания. В следующем году узнаешь», — и убежала вслед за одним из старших львов.
Молодой лев почувствовал себя отвратительно. Значит, та тяжесть, что не отпускает его, и что сделала его гениталии такими большими, в этом году его не покинет? Вот только доживет ли он до следующего года? Уже почти трое суток он не спал, и кто знает, что с ним будет дальше. И почему ему надо ждать еще год? Что случится в следующем году такое, что избавит его от тяжести? Неужели это никак не может произойти в нынешнем году? Теперь, помимо тяжести, молодой лев чувствовал еще и боль — словно что-то распирало его гениталии изнутри — так бывало после сытного обеда, когда те же самые ощущения возникали в желудке. Вот только боль в желудке проходила после нескольких часов отдыха, а гениталии словно пухли с каждым днем все больше и больше.
Молодой лев понуро опустил голову и в очередной раз попытался забыться, прогулявшись по долине. Он шел, сам не зная куда, направив свой взгляд на желтую траву. Дневная Звезда обжигала его, ему хотелось есть и пить. Но больше всего ему хотелось избавиться от всепоглощающей тяжести и боли... Так молодой лев дошел до самых северных границ прайда, где почти никто не обитал — те немногие львы, что жили там, в сезон спаривания ушли на юг в поисках самок. И лишь на большом белом камне лежала одинокая львица, по-прежнему глядя в никуда. Ее спина, выжженная яркими лучами, была почти белой и сливалась с цветом камня. Молодой лев даже не заметил львицу, и прошел бы мимо нее, если бы она вдруг не повернула голову в его сторону, и не спросила:
— Эй, львенок! Ты откуда?...
Молодой лев остановился и посмотрел на одинокую львицу.
— Я не львенок, я молодой лев, — ответил он, пытаясь не показывать свою боль.
— О, извини меня, молодой лев! Как же я сразу не заметила! У львенка не может быть таких огромных яиц. Небось, пользуешься популярностью среди самок?
— Ничем я не пользуюсь! — раздраженно произнес молодой лев. — Старшие меня даже замечать не хотят!
— А-а-а, — задумчиво протянула одинокая львица. — Так ты одиночка... Тебя что-то беспокоит?
— Почему ты так решила?
— Увидела это в твоих глазах. Они полны боли и отчаяния.
После некоторой паузы молодой лев ответил:
— Да, ты права. Еще до сезона засухи я начал чувствовать тяжесть между своих задних лап. Раньше никогда такого не было. Тяжесть росла с каждым днем, а вот теперь я ощущаю еще и боль. Мать сказала, что в следующем году я узнаю, что мне надо делать.
— По-о-оня-а-атно, — зевнула одинокая львица. — Вобщем, ты окончательно превратился из детеныша в молодого льва. Тебе спариться с самкой надо, вот что. И мать твоя не права — до следующего сезона ты можешь просто не дожить. Может ты и выглядишь меньше своих ровесников, но твое тело так не думает... и оно желает, что бы ты исполнил свой долг самца.
— Но как? Ни одна львица из прайда ко мне и близко подойти не хочет, все меня игнорируют. Даже мама убежала с одним львом!
— Ну, мама здесь тебе не поможет, — произнесла одинокая львица, и со вздохом добавила: — Эх, самцы... им бы только свою страсть удовлетворить, а что потом нам, самкам, пережить приходится — так это их не волнует!
Молодой лев вопросительно посмотрел на одинокую львицу. Она продолжила:
