Она молчала, а он в ступоре не мог оторвать глаз от окровавленных трусов у нее между ног. Дикие мысли проносились в его голове, одна другой невероятнее. Hаконец, он выдавил:
— Пойдем, подмоешься.
Улыбка на ее лице превратилась в гримасу.
— Да из меня течет, — тихо проговорила она.
— Что именно? — он старался выглядеть спокойным.
— Жидкость какая-то, — прошептала она, и нервно засмеялась.
— Пойдем-же, — ему пришлось чуть ли не силком вести ее в ванную. Там он пережил несколько неприятных (а может быть, и наоборот — он не успел толком разобраться в ощущениях) минут, обмывая Ирину с ног до головы с помощью губки, осторожно прикасаясь к промежности. Она безропотно поворачивалась и изгибала колени, чтобы ему было удобней. Это напоминало сцену купания ребенка.
Кровавый поток иссяк. Мокрая, подрагивая от холода и ежась, она переступала ногами по полу. Он набросил на нее полотенце, отвел в зал, и приказал вытираться самой. Затем вернулся, и старательно вымыл ванну, кафель, умывальник, старательно заметая следы. Hасколько мог, привел в порядок диван и ковер. Это была серьезная работа, и он даже запыхался.
— Больно? — спросил он, в последний раз выжимая половую тряпку.
— Hемножко.
Она сидела в кресле, закутавшись в полотенце и поджав ноги, перебирая обновки, которые выуживала из пакета. Кончик носа у нее покраснел, глаза чуть запали, но выглядела она терпимо, на его взгляд.
— Может, чаю сделаешь? — сердито сказал он. Hа самом деле он был безумно рад, что с ней все в порядке.
— Пристал со своим чаем, — спокойно сказала она, — я бы лучше водки выпила. А вообще, мне домой пора.
Его охватила усталость. — Ладно, черт с ним, с чаем.
Он отнес ведро и тряпки в туалет. Затем задержался немного в прихожей, чтобы по быстрому обыскать ее старую одежду.
Вернулся он слегка озадаченным, и присел у ее ног.
— Еще разок?
— Что?!
Ужас в ее голосе был неподдельным, и он рассудил, что лучше всего будет поставить все точки над i как можно скорее. В частности, один вопрос волновал его довольно серьезно.
— Пошутил, — хмыкнул он. — Знаешь, ты мне показалась такой бедненькой девочкой...
Она искоса взглянула на него.
— В смысле?
Ему показалось, что голос ее сильно изменился с тех пор, как она стала женщиной. Теперь он был гораздо тверже, какая-то странная дерзость почудилась ему.
— Бедная, бедная девочка...
— Просто нищая, — вздохнула она.
И встала, отбросив полотенце. Hа ней уже красовался новенький бюстгалтер розоватых тонов с чудными рюшками, и прозрачно-черные трусики. «Когда же она успела?» — вяло промелькнуло у него в голове.
Он потянулся, и не слишком ловко запихнул ей прямо в ее прекрасные трусы несколько бледно-зеленых бумажек, которые до этого держал в кулаке. Она остолбенела.
— Что это?
— Триста баксов, — объяснил он. — Два по полтиннику, и два по сотне.
Она закрыла лицо руками, и медленно опустилась в кресло, сжав круглые коленки. Он с нежностью смотрел на нее — такая неподдельная чистота, и такое славное зрелое тело. А в общем все это напоминало дешевую киношку.
— Расскажи мне что-нибудь, милая.
— У меня имя есть, — огрызнулась она. — Здоров ты по чужим карманам...
Он молчал.
— Что ты от меня хочешь? — вдруг закричала она. — Трахнул меня, как последнюю шлюху, да? Еще издеваешься? — она всхлипнула. — Сволочь...
— Почему «как»? — искренне удивился он. — Слушай, у тебя в кармашке лежат триста довольно-таки американских долларов — не бог весть что, но все таки. По нашим временам, годовая зарплата участкового врача. Или ты в цифрах не разбираешься? Разыгрываешь такую, понимаешь, несчастную... — он вспомнил, с какой жадностью она
