запись и отнести дневник директору!... Я понимаю, что в раздевалке что-то произошло и ты не хочешь идти из-за этого на урок. В принципе, для меня это не должно иметь никакого значения. Но двойка в конце четверти окажет весьма сильное влияние на финальные отметки... И это будет твоя первая четверка по физкультуре за все эти годы! Разве тебе это надо?
Светка проглотила ком в горле и молча помотала головой. Близкие слезы уже были на подходе. Вконец измотанная сегодняшним днем, она закрыла лицо руками и тихонько заплакала.
— Ну-ну-ну... — недовольно произнесла Александра Петровна, вставая со стула и подойдя к ученице. — Ну, ты совсем уже...
С этими словами, она прижала Светку к свое груди, и Комарова, не в силах больше сдерживаться, обняла женщину и горько зарыдала. Сквозь потоки льющихся слез, к которым девчонка уже, в общем-то, привыкла, она неожиданно ощутила упругую полноту грудей физручки. Для Светки чужие груди стали предметом наблюдения номер один за последние несколько месяцев. И если была возможность, она втискивалась в любые толчеи в школьных дверях или в буфете, и старалась почувствовать чьи-нибудь сиськи всем, чем прикасалась к ним — плечом, спиной, своими грудками... А тут, сдобренная изрядной порцией нервов, чувствительность Светки переросла все границы. Открыв один глаз и хныча уже больше по инерции, она пыталась рассмотреть сквозь мокрые ресницы границы лифчика на спортивной безрукавке женщины. Лямочки оказались тонкими, как и у нее самой, а больше ничего видно не было.
Глубоко вздохнув, Светка выпрямилась и стала вытирать глаза руками. Александра Петровна, видимо, ждала каких-нибудь откровений отчаявшейся девочки, и была несколько разочарована, когда Комарова всего лишь тихо, со всхлипываниями пробормотала «извините, Александра Петровна!».
— Да ладно... Да, конечно... — раздражение потихоньку закипало в физручке. — Но с директором мы... как?
Светка, вытирая остатки слез, взглянула на женщину, не понимая, что ей нужно, ибо даже четверка в четверти — всего лишь неприятный, но не фатальный результат. Александра Петровна дробно постукивала пальцами по столу и, закусив уголок губы, изучала дневник. И для Светки стало неожиданно ясно, что дневник она изучает так, для виду, а на самом деле, она ждет чего-то другого... Но чего?
— Александра Петровна, — решительно начала Комарова еще слегка дрожащим голосом. — У меня с собой есть двадцать рублей...
Физручка перевела мрачный взгляд с дневника на ученицу, и снова принялась читать линованные страницы как какой-то роман. Светка замолчала, чувствуя, что попытка откупиться деньгами не прошла.
— Света, — со вздохом сказала Александра Петровна. — Я человек, слава Богу, не бедный и твои гроши для меня ничего не значат. Мой муж зарабатывает достаточно. Мне твои взятки не нужны...
— Тогда что вам нужно? — голос Светки приобрел твердость. Она шмыгнула носом и спрятала руки за спину.
— Твои трусики...
Светка словно пробежала на полном ходу мимо нужной двери. Она мысленно вернулась к последним словам учительницы и почему-то не удивилась. Все социальное возмущение, навязанное половым воспитанием, буквально встало на дыбы, но оказалось не в силах справиться с мощным потоком возбуждения живой, не отягощенной моралью плоти, где чувственные сенсоры являются главными, где человеческое воображение необходимо всего лишь для разыгрывания разных сексуальных сцен, а тут такое же, но... в реальности.
Задохнувшись от лавины мурашек, скатившейся с затылка, Светка нерешительно потопталась на месте, незаметно пожала плечами и наклонилась, чтобы развязать кроссовки.
— Нет, Света, — протестующе выбросила ладонь вперед физручка. — Я сама... Сама.
Голос женщины выдал в ней похотливое желание, чего Светка никогда в Александре Петровне не
