что я хорошо на него влияю, а наоборот — сидят, мол, болтают, пошла девчонка в разнос! Даже предпринимали нешуточные попытки разъединить наш союз, но все без толку. А с учительницей по физике вообще отдельная история получилась. Она меня просто возненавидела. Ей с первого же дня понравился Лешка, и в первый же день он ей заговорил зубы из-за меня. И ей понравился Сашка, не успел тот появиться (а появился он, кстати говоря, именно на ее уроке и там же устроил ту разборку). С его приходом она даже уроки вести перестала — он мог подойти, прошептать ей на ушко «Н. С., давайте мы сегодня просто посидим, поговорим, к черту эту физику», и она, мило улыбаясь, всякий раз покорно повиновалась ему. А если такое не срабатывало, то закрывались они ненадолго в лаборантской — и тогда срабатывало. Слухи ходили всякие по этому поводу, но я склоняюсь к мысли, что ничего они там криминального не делали, в этой самой лаборантской. Ну, или я слишком наивна. И не надо много ума, чтобы догадаться, кого она ненавидела больше всего — ту, от которой он практически не отходил. А он — он смеялся над ней. А я считала, что и надо мной тоже — знал же ведь, что она меня из-за него ненавидит, и все равно провоцировал. Он даже спорил со мной на нее частенько, не обращая внимания на мои отговоры. Я всегда была человеком жалостливым, и мне было ее жалко. Даже после того, как в оценках за четверть в моем дневнике стала красоваться единственная четверка по физике. Мне все равно было ее жалко, жалко, что она унижалась перед ним, а он над этим смеялся. Он мог сказать «спорим, я сейчас ни слова не говоря поманю ее пальцем, и она подойдет?», и когда я говорила «Саш, ну не надо, зачем оно тебе?» он уже со своей коронной хитрой улыбочкой это делал. И она шла. А он чтоб еще сильнее показать свое превосходство рывком усаживал ее к себе на колени, и мог раздвинуть, к примеру, ее декольте со смешком и словами «а ну ка, Н., покажи, что у тебя там?», или еще что-нибудь в том же духе. А она, кстати, не спешила вскакивать и возмущаться. Мне даже кажется, что я была больше удручена ее унижением, чем она сама. Если она вообще была им удручена. Вот так мы с ним год и отсидели. А потом я очутилась в классе «умных» и т. д. и т. п. (читай «Клин Клином»).
Встреча
Первый курс университета закончен, экзамены сданы, и 1-го июля я прикатила в родной дом. И все бы ничего — но после общаги сидеть дома кажется скукой смертной. В связи с этим решила я развеяться и прошвырнуться по магазинам. Соседи просветили, что в центре построили какую-то новую «бандуру», в которой имеется ночной клуб, спортзал и солярий. Туда я и направилась. Доброжелательный молоденький охранник из этой самой новой «бандуры» меня вежливо осведомил, что здание не окупается, тренажеры привезли, но не стали даже распаковывать, ночной клуб проработал пару месяцев и опять же не оправдал надежд — спецэффекты и качественная музыка местным алкоголикам ни к чему, поэтому все как ходили в старый добрый клуб за 30 рублей, так и ходят. И я ушла оттуда ни с чем. Нужно было мне еще в канцелярский заглянуть. И я пошла в самый дальний. Неспроста. Было воскресенье, и я знала, что если он в городе, то он может быть лишь в одном месте — в бильярдном клубе. И не ошиблась. Но не сразу мне удача улыбнулась. Я шла и думала, а что если он там? Что если встречу? Как я отреагирую?... Нет, у меня не может быть к нему чувств. Со мной ведь уже столько произошло, без него, и я о нем совсем не вспоминала... Если только иногда... Да, иногда... Редко, очень редко... представляла его косую усмешку со словами «Шарлотта-Шарлотта... И как же тебя угораздило?»
Нет! Все прошло, определенно прошло. Я не почувствую ничего, не должна почувствовать. Я два года о нем практически не вспоминала — какие могут быть чувства?! Это же смешно! Но вот, я приближаюсь к заветному магазинчику, а у соседней двери — никого. Никаких привычных сборищ с сигаретами в зубах, ни души, я даже
