растопыренную малиновую пизду. Застыв, она выронила душ, и тот окатил Виктора Евгеньича.
— Так, — сказал тот, чувствуя, что счет идет на секунды, — а ну давай сюда.
Ему было страшно, но он сжег все мосты и пер напролом. — Давай, давай, — он прикрутил воду, и сразу воцарилась тишина, от которой было еще страшнее. — Давай, Карин, давай. — Он взял оторопевшую Карину за руки и потянул к себе.
— Что вы... что вы де... — лепетала она.
— Давай вылезай отсюда... вот так... и на краешек...
Он действовал быстро и решительно. Карина покорно вылезла из ванной и присела на бортик, шлепнув мокрой попой.
— Ножки вот так... вот... вот... Сидеть!... — бормотал Виктор Евгеньич, пытаясь развести ей бедра. Она не давала, и тот прикрикнул на нее — А ну не жмись! — и коленки покорно распахнулись, открыв наласканную героиню дня, набухшую малиновым соком. Плюхнувшись на пол, Виктор Евгеньич быстро сунул туда голову, обхватил Карине попу и, зажмурившись, лизнул слипшиеся лепестки.
Они были пресными от душевой воды, но язык, разлепив их, проник вовнутрь и исторг оттуда горячую клейкую соль, сразу хлынувшую в рот.
— Виктор Евгень... ну что вы де... что вы делае... — хныкала Карина, дергаясь на бортике. Хныканье перешло в стоны, которые быстро усилились — и секундой спустя уже были откровенно-страстными, как на том самом диске. Внутренний барьер был прорван.
Виктор Евгеньич лизал, вылизывал, жалил, щекотал, обволакивал, высасывал, смоктал и мучил эту липкую драгоценность, не успев толком рассмотреть ее недра, и пытался прочувствовать, что он лижет Карине голую пизду, и Карина вот-вот кончит под его бесстыдным язычком...
— Уыыыыэээ! — вдруг взвыла она, изогнулась, стекла с бортика и рухнула плашмя на бедного Виктора Евгеньича, продолжая выть. Верх и низ, пол и потолок перемешались, перетасовались и сползли прочь, и он сполз куда-то вместе с Кариной, брызжущей на него горячей солью, и там продолжал мять, тискать и лизать розовую плоть, облепившую его со всех сторон...
Удивительно, но никто не покалечился.
— Ударилась? — спросил он, приподнявшись над ней.
Они лежали на полу.
— Дааа... немножко, — жалобно выдохнула Карина. Лицо ее было красным, глаза — мутными и прозрачными, как со сна.
— Где? Покажи — пожалею...
— Вот тут... — Карина показала на ребро под грудью. Виктор Евгеньич подтянулся туда, чмокнул бархатную кожу, и еще, и еще, и опять, и снова — и начал подниматься выше, к соску, который вот-вот, вот-вот окажется у него в губах... и вот он уже там — пружинистый, солоноватый, чувствительный, как электрод...
Карина пыхтела, не сопротивляясь ему. Вдруг он приподнялся, посмотрел ей в глаза и спросил:
— Пойдем?..
Как во сне, они встали, зацепив и опрокинув штабель тазиков, и вышли из ванной. Карина шлепала за ним в комнату, а он придерживал ее за бедро, чтобы не сбежала.
Не дойдя метр до кровати, он вдруг обхватил ее, стиснул до хруста, приподнял — и завалил в гору подушек, и сам прыгнул следом, раздвигая по ходу ей ноги. Мокрая Карина с кричащими сосками и пиздой так сладостно розовела в белой постели, что у Виктора Евгеньича потемнело в голове, и он даже не понял, как и когда разделся, натянул презерватив и проник в Карину, и опомнился только, когда уже ебал ее, влипая всей промежностью в мягкую плоть, а Карина возилась и пищала под ним, зажмурив глаза.
«Ага, жмуримся? В стыдливость играем?" — думал он и усиливал напор, зверея от того, что ебет порноактрису. Карина действительно вела себя так, будто этот секс — сильнейшее потрясение ее жизни, и выглядело это настолько убедительно, что сердце ныло от умиления. «Нет, с этой дыркой общего пользования церемониться нечего" — растравлял он себя и въебывался в Карину с размаху, загнав ее в угол кровати, и мял руками сиськи, малиновые от его тисканья, а потом залез рукой в пизду и начал мучить ее между складок, вибрируя пальцем в липком желобке, чтобы Карина
