мечтаешь только о том, чтобы не свалиться. Это заставляет цепляться за водителя еще крепче, потому что на данный момент — он твой бог, хранитель твоей никчемной жизни.
На повороте, когда я почти касаюсь коленом асфальта, мне становится плохо. Выходим на федералку, встаем на светофоре, перевожу дыхание. Хочу сбежать, но куда я отсюда денусь. Из соседних машин ловлю не слишком приветливые взгляды водителей. И вдруг хочу показать им язык. С зеленого срываемся, ревя турбиной. «Ниссаны», «Тойоты», «Мицубиси» остаются далеко позади. Выписываем крендели перед фарами, физически чувствую, как нас шлют на хер все, кому не лень. И становится весело.
Снова падаю ему на спину, чувствую под тонкой кожей куртки, как ходят ходуном мышцы, отвечающие за поворот руля. Адреналин выплескивается в кровь тоннами. Какая, к чертям, машина. Вот она, скорость, жизнь, ощущение настоящего. Встречный поток прижимает к сидению. Если бы не шлем, мне снесло бы голову точно.
— Все, — он останавливает мотоцикл на обочине, — впереди знак города. Приехали.
Снимает шлем и оборачивается.
— Как ощущения?
А я вдруг вспоминаю, как однажды ходила в поход в горы. Нас инструктировал некий Илья Кузьмич. Он был старенький, седой, но очень умный. Лекция на тему поведения во время лавины вызвала у нас тогда тихий смех. Кому придет в голову трахаться под тоннами снега.
— И нечего смеяться, — прикрикнул на нас тогда инструктор, — все очень серьезно. Так называемая, адреналиновая зависимость. У некоторых личностей выброс адреналина вызывает состояние, схожее с состоянием во время сексуального контакта. Обычная человеческая реакция — на пороге смерти оставить свой физический след.
Я, видимо, из тех самых людей, у которых это самое вызывает желание того самого.
— Не сейчас, — останавливает он мои руки, пытающиеся забраться ему под куртку, — еще обратно ехать. «Мазда» вместительная?
С трудом понимаю, о чем ты говоришь. Да, ты же откуда-то с Урала, где тебе знать о вместительности «RX-8».
Опять лежу на твоей спине, почти параллельно дороге. Опять рыскаем по полосам, доводя водителей до белого каления. К Тинкану подъезжаем уже почти в темноте. А ведь хотела отдохнуть дома. Не судьба. Катька стоит возле машины с недовольным видом.
— Катя, — начинаю я, — тут такое дело... Ты сегодня ночуешь на пляже.
— Чего? — она вылупляет на меня голубые глазища. — Это еще почему?
Почему — почему. Потому. От ить, блондинка, все ей объяснять надо.
К Кате подходит Врач и уводит ее за собой. У него на берегу стоит палатка, он привез с собой гитару. Удачи, подруга.
А я даже не успела рассмотреть, как ты выглядишь. Как дурочку, развели на «слабо», а что за приз мне достался в итоге? Я ведь тебя только ощупала, а рассмотреть не успела. Откидываем сидения машины, снимаешь куртку. В стекла бьет свет мотоциклетных фар.
— Может, отъедем? — на всякий случай спрашиваю я.
— Да надо ли? Посмотри вокруг. Никому до нас нет дела.
Никому нет дела до того, как ты стягиваешь с меня шорты. И прижимаешься своей откровенной брутальностью к моему животу. Опираешься руками по бокам, в свете фар и костров вижу, что ты, кажется, брюнет. Поворачиваешь лицом к металлу, рука пробирается под майку, расстегиваешь защелки, поднимаешь ткань до подмышек.
— Черт бы побрал эти лифчики.
Прижимаюсь обнаженной грудью к металлу, твое колено раздвигает мои ноги. Сбрасываю шорты к черту. Кому какое дело? Когда внутри кипит. У тебя есть губы и руки? Я не заметила.
Краем глаза вижу самца на Харлее, которому темноволосая нимфа делает минет. Он подмигивает то ли тебе, то ли мне. И потягивает пиво. Кому какое дело? Улыбаюсь в ответ, принимаю тебя. Открываешь дверцу машины, бросаешь меня на сидение. Опираюсь локтями, выгибаюсь тебе навстречу. Кто-то хлопает тебя по плечу.
— Классно, Ангел. Машинка хороша.
Пока бурлит кровь, пока внутри работает реактор. Период
