Как он рыдал, прижимая её к себе и как она сдалась его чувствам и открылась. Она попросила достать ей фотографию Димы, но так чтобы тот не узнал. Отец помог. Всё постепенно выровнялось, Таня выкарабкалась, но больше ни один мужчина не вызывал у неё нежных чувств.
Диму она не видела ни разу со дня его внезапного отъезда. Прошло шесть лет (последовало перерождение), но и в новой реинкарнации камень всё лежал на прежнем месте. Даша обняла подругу и попросила показать заветное фото. Татьяна показала. Дня через два, Дашка попросила у Тани телефон её матери и на недоумённый вопрос «Зачем?» сказала «Надо». Татьяна удивилась, но дала.
Через неделю, в воскресенье, Даша заявила, что надо бы прибраться. Сегодня, видите ли, будет вечеринка. Такое уж бывало, и не раз. Настроя не было, но Таня покорилась — они прибрались и подруга заставила её помыться, накраситься и нарядиться, говоря, что вовсе никому не нужно смотреть на чучело. Не ясно, почему, но Даша настояла, чтоб Таня непременно накрасилась её французской помадой насыщенного, тёмно-красного цвета, который назывался «Вечерняя роза». Когда Дашка помогала ей с причёской, Таня поняла, что та нервничает и постоянно смотрит на часы. Спустя минут пятнадцать, Даша быстро схватила сумку и выскочила из квартиры, протараторив, что бежит встречать гостей и, мол, жди, они сейчас придут. Ну ладно.
В дверь позвонили. Таня подошла, открыла и застыла: перед ней стоял высокий молодой мужчина с букетом роз, в цвет её помады и молча смотрел на неё своими янтарными глазами. Она не взяла эти розы, они остались лежать на полу, в коридоре — Дмитрий выронил их, когда ему пришлось подхватить теряющую сознание девушку.
Он положил её на диван, сел рядом и смотрел. Нет, при случайной встрече он ни за что её бы не узнал — в ней ничего не оставалось от той нескладной старушонки, к которой он всем сердцем привязался в те далёкие, летние дни (в прошлой жизни).
Она вытянулась (морщины расправились), расцвела, наполнилась очарованием женственности и да, она стала красивой (ну, помолодела...). Красивой, чёрт возьми. Но что она такое — сейчас? Кем стала, чем она живёт? Простила ли его за бегство? Простит ли, если он расскажет, что с ним тогда произошло и как он мучился тем, что вот так её оставил, и тем, что думал о себе тогда? Он встал, прошёл в прихожую и закрыл дверь. Вернувшись, он увидел, что Танюша, уже очнувшись, сидит и смотрит на него огромными, блестящими глазами. Взгляд безумный, почти бессмысленный и тихие слова — те, что тогда, в соломе...
Он понял. Подошёл и молча начал раздеваться. Чего болтать, когда и так всё ясно? — он снял с себя буквально всё, что на нём было, разулся, сел на стул и преспокойно закурил.
Его реально забавляло, как Таня ошалело таращилась на его напряжённый член и медленно отползала к стенке, словно собиралась залезть под обои и спрятаться. Он не впервые наблюдал реакцию такого рода, но было всё равно смешно. Дмитрий улыбнулся, покачал головой и выдыхая дым себе под ноги, со вздохом произнёс:
— Вот и верь после этого людям! Сказала — любишь... Я повёлся, как дурак. Разделся, жду... Чего засела там? Люби меня! — и снова, улыбаясь, затянулся.
Он был всё тот же — смельчак, шутник и хулиган.
Таня сразу выпала из ступора и тихо прыснула со смеха. Краснея и хихикая, она не медля соскочила на крашеный, дощатый пол и обегая Диму крутой дугой, рванула за угол, на кухню, говоря:
— Секундочку! Попудрить носик...
Подлетев к холодильнику, девушка вытащила из него холодную и непочатую бутылку водки. Не сомневаясь ни секунды, она решительно свернула пробку. Набравшись храбрости, выдохнула, зажмурилась и стала судорожно глотать из горла — второй раз в жизни это пойло, и первый в жизни раз так, прямо из бутылки. На восьмом глотке, её схватили сзади, подняли над полом, отняли водку и не успела она открыть глаза, как оказалась в спальне, на кровати. Дима,
