девице и вызволить её из темницы.
— Когда в последний раз посещал тебя, ... колдун?
— Дня три назад...
— Имеются ли у тебя режущие, колющие предметы?
— Ножницы, иголки, ножи... , — стала перечислять, задрав очи в небо, девица и загибая при этом пальцы.
— Так, ты лет пять назад, могла сбежать отсюда?! Обрезала бы косы, спустилась, и с недельным запасом провизии умотала бы, куда глаза глядят! За неделю можно вёрст 300 отмахать, быстро прикинув число в своём математическом уме, закончил я.
— Ну, ты и нахал, слов нет! — возмутилась длиннокосая пленница, — и вообще помалкивай, главный то среди вас кто? По моему разумению, дурак?
— Иваном меня кличут, а дурак прозвище моё, — представился пустоголовый, — зря, ты Костя на девицу наезжаешь. Может она высоты боится? К тому же, ты 60 девственности лишил, а мне охота, хоть с одной потренироваться. Не хотелось бы перед Несмеяной опростоволоситься!
— Иванушка, миленький, не слушай ты слугу свово неразумного, Помоги спуститься. А я уж такие тебе уроки преподам, что веткам персиков и не снились!
Говореючи, такие сладкие речи, по ходу пьесы, так и не представившаяся девчушка, быстренько выпростала свои косы, толщиною с руку 5-ти летнего младенца. Иван, опупевший от сперматоксикоза, ловко перебирая руками, забрался в темницу красавицы. Не успели кончики кос скрыться за окном, как оттуда раздались душераздирающие крики Ивана:
— Ах, ты, ведьма проклятая, что ж ты делаешь злыдня!
Куски материи от одежды дурака, плавно кружась, вылетали из окна.
Ниндзюцу, мгновенно проснувшийся в моём организме, в течении щелбана, занёс меня в темницу обманщицы. Моим очумевшим очам представилась ужасающая картина. Под окном валялась искусно выполненная кукла. Пять начисто обглоданных скелетов в углу, предполагали собой несчастных царевичей попавшихся на кукольную удочку, ведьме. Горбатая старуха с носом, которому позавидовал бы Буратино и с когтями, вероятно взятыми напрокат у Фреди Крюгера, пыталась свежевать, моего глупого друга. Тот, исполосованный сталистыми ногтями, чуть ли не с ног до головы, по пояс голый, резво отбивался кинжалом от неиствовавшей людоедки.
— Ха, ещё один и безоружен. Мясо! Иди к мамочке. Будешь моим ужином. А с обедом, я потом разделаюсь.
Одноногое создание двинулось в мою сторону, косясь на ещё живой обед. Сделав серию, незаметных для обычного пользователя движений, воин залюбовался плавным парением отломанных под корень когтей, безумицы. Дикий крик боли и ненависти огласил мохнатый лес.
— Щас я тебе и горб ещё, выправлю, — ломая в трёх местах нос, обманщице, пообещал Константин, — у тебя ведь, кажется, одна нога? Так ни одной не будет, делая выпад ногой на, резво отскокнувшую, царевичеубийцу, — проворковал я.
— Пощади! — взмолилась ведьма, — Я больше не буду!
— Это, ты, их родителям скажешь на том свете. А сейчас выпрыгивай в окно. Жива, останешься — повезло тебе!
Резво, выскокнув в окно, ведьма, не менее шустро, одноного поскакала, в поднявший вверх свою разлапистость, лес. Спустившись по косам куклы, мне пришлось заняться медицинским обслуживанием дурака. Постанывая и ойкая, он поклялся впредь слушаться меня как радивый сын благообразного отца. Сильно, обозленные на дуранувшую нас ведьму, мы развели костёр вокруг «маяка», и долго прыгали, как два дикаря горланя боевые песни, вокруг прекрасного костра.
Когда от строения остались только угли, мы направились в путь в тричетвёртую землю, в трипятое царство. Выйдя из поредевшего леса, глазам нашим представился море — окиян, «переплысти», выражаясь языком Ивана, коий не представлялось возможности.
Много дней мы провели на берегу, купаясь и ловя рыбу. Раны на теле Ивана почти зажили, когда, проснувшись от диких воплей моего друга, я увидел на горизонте маленькую точку. Точка всё увеличивалась и вскорости не оставляя никаких сомнений, превратилась в корабль
