целку рвать — кому-то приятно, кому-то никак, а кому-то больно... и кровищща... Не люблю я это дело... Но ничего не поделаешь — если хочу добиться успеха, придется потерпеть...
Олька заходилась криком, уткнувшись носом в постель, а я продолжал бить размеренно, но быстро, проникая в нее с каждым толчком все глубже. Но вот она сжала мой член с такой силой, что я просто не смог устоять, и кончил, начинив ее спермой, как мама когда-то начиняла фаршем перец. Она всхлипнула еще пару раз и обмякла, я повалился на нее верхом, тяжело дыша и обливаясь потом.
— Только скажи, Сень, — шептала Оля в полубреду.
Я обхватил ее руками под животом и смачно поцеловал в спину...
Утром в семь я был уже возле дома Миланы. Меня пропустили без проблем — видимо, ее отец предупредил охрану.
Когда я вошел, Милана выскочила откуда-то слева, подбежала ко мне и звонко чмокнула в щеку:
— Я знала, что ты придешь, — сказала она весело. — Идем скорее, завтрак на столе, и папа тебя ждет.
Я улыбнулся и позволил отвести себя в столовую.
Ее отец выглядел намного дружелюбнее, чем накануне — улыбался, шутил и смотрел на меня, если не как на друга, то, по крайней мере, как на очень приятного человека.
— Доброе утро, — улыбнулся он.
— Доброе утро, — кивнул я.
Милана уселась за стол, и указала мне место рядом с собой.
— Сегодня у Миланы пленэр, — проговорил хозяин дома. — Пойдешь с ней. Охрану туда не пускают, а тебя, если ты, конечно, не против, мы представим парнем Миланы. Познакомишься с ее окружением, а потом расскажешь мне о своих впечатлениях.
— Пап! — возмущенно воскликнула Милана. — Я уже не маленькая! Мне не нужна нянька!
— Арсений не будет твоей нянькой, — успокаивающе улыбнулся ее отец. — Он будет твоим ангелом-хранителем. Будет оберегать тебя от всяких неприятностей.
Мила нахмурилась, надула губки и скрестила руки на груди. Я хмыкнул и прикоснулся к ее пальчикам:
— Зато все подружки обзавидуются — у них-то такой «няньки» нет, — и подмигнул ей.
Она улыбнулась и снова принялась за еду.
На завтрак сегодня была овсянка без молока и масла. Редкостная гадость. Но после Олькиной стряпни для меня не было проблемой даже улыбаться и нахваливать отвратительную кашу. К ней давали свежевыжатый апельсиновый сок. А вот за это я готов душу продать — обожаю свежевыжатые соки.
После завтрака отец отправил Милану собираться, а меня поманил пальцем:
— Я хочу тебе кое-что объяснить.
Я подошел к нему. Он взял меня под руку и повел к левой двери, а не к правой, через которую вышла Милана.
— Она рассказывала тебе о своей матери?
Я кивнул. Что-то она тогда говорила насчет мамы, но я особо не вслушивался.
— Мать Миланы не умерла, — он вздохнул и пропустил меня в узкий плохо освещенный коридор. — Она жива, по крайней мере, была, когда я видел ее в последний раз. Она бросила нас, когда Милане не было и двух лет. Меркантильная сука... Ей, видите ли, красивой жизни хотелось, а я тогда мог ей предложить только комнату в ведомственной квартире и платья на прокат. А два года назад она пришла сюда, ползала на коленях, умоляла, просила разрешения видеться с дочерью... я ее вышвырнул. Как будто я не знаю, чего она хотела на самом деле...
Я ухмыльнулся.
— Понимаешь, я не хочу, чтобы Милана стала такой же, как ее мать. Больше того, я не хочу, чтобы она стала такой же, как эти ее пустоголовые подружки или педерастические дружки. Понимаешь?
Я кивнул.
— Охрану на эти их пленэры не пускают, поэтому я не знаю, что там творится. Именно поэтому мне нужно, чтобы ты поехал туда с ней. Даже если тебе придется применить силу, ничего не бойся, я тебя от любой ответственности отмажу, понятно?
Я снова кивнул.
— И еще одно. Это позавчерашнее нападение здорово меня напугало. У меня, конечно, много врагов, много недоброжелателей. Все знают, что Милана моя ахиллесова пята, именно поэтому я защищаю ее даже ... лучше, чем свой дом и
