лучика солнца, скользившего по ее лицу. С трудом разлепляя веки, она со сна никак не могла понять, где находится. Ощущение теплой печки, прижавшейся к ее спине не пропадало. Повернув голову она увидела черные, сияющие глаза Радована, наблюдающие за ней.
— Мой лорд, вы проснулись, — испуганно встрепенулась она, не очень понимая, что именно входит в ее обязанности, но уверенная, что слуги должны просыпаться раньше своих хозяев.
— Не дергайся, все хорошо, — улыбнулся он, неверно истолковав ее испуг — Сэпп уже давно покормил твоего питомца, ты слишком крепко спала, а мне не хотелось тебя будить.
— Что вы мой лорд, — запричитала Алессия, — да разве так можно? Я ведь вам служанка, а не какая-нибудь высокородная госпожа, мне положено работать, а не валяться в постели.
— Тебе положено делать то, что я скажу, — все еще пребывая в благостном настроении, Радован мягко остановил ее, — сейчас мне надо заняться делами, а я хочу, чтобы ты еще поспала. Может тогда тени под глазами побледнеют? Днем, когда освобожусь, попробуем подвести твоего Колоска к кобыле. За жеребенка не беспокойся, Сэпп с него глаз не спустит, если хочет голову сохранить, — последние слова Радован произнес с улыбкой, словно шутку, но Алессии от чего-то стало не по себе.
— Я сама могу о нем позаботиться, — тихо попросила она, — можно?
Мужчина кивнул, слишком захваченный разглядыванием ее нежного личика, чтобы обратить внимание на сменяющиеся на нем одно за другим выражения — страха, удивления, непонимания. Он впервые видел ее при свете дня так близко — не скрывающуюся от него за слоем грязи или старым капюшоном, а чистую, теплую, податливую: с кожей цвета густых сливок, позолоченной загаром, волосами, раскинувшимися плащом на покрывале, глазами, сияющими зеленью после сна. Но больше всего его привлекали ее губы — приоткрытые, трепещущие.
Алессия кожей почувствовала перемену в нем. Она знала этот взгляд и сжалась под ним, инстинктивно готовясь обороняться. Но Радован внезапно встряхнулся, и легко, по-отечески поцеловав ее в лоб, вылез из постели. На его зов прибежал слуга, неся ведра воды и ворох белья. Мужчина, насвистывая стал стягивать с себя одежду, в которой вчера уснул. Он стоял к ней спиной, не оборачивался, но знал что она смотрит. Алессии хотелось снова закутаться в покрывала, заснуть как он и приказывал, но она была не в силах отвести глаз. Она впервые видела мужчину обнаженным, за исключением младших братьев. Ни Аскольт, ни Гарт не трудились раздеваться, ложась с ней, лишь спускали штаны. Аскольт любил выставлять напоказ свое мужское достоинство, наслаждаясь ее стыдом, но каким он был без одежды, она не знала, да даже и не задумывалась.
Сейчас же, глядя на раздевающегося Радована, ей хотелось узнать, увидеть его всего. Ее завораживали его гибкие движения, перекатывания мускулов у него на спине, широкие плечи. Он не стесняясь, стянул штаны, открывая узкие крепкие ягодицы, сильные ноги, покрытые тонкими черными волосками. Мылся он, окуная голову в ведро водой, по собачьи отряхивался, поливал себя, ухая от холода. Когда слуга протянул ему широкую полотняную простыню, чтобы вытереться, он завернулся в нее и повернувшись к ней, заговорщицки подмигнул. Его грудь тоже была покрыта темными, кудрявыми волосками, спускавшимися узкой дорожкой вниз и скрывавшимися под простыней. Алессия, покраснев как рак, зарылась в постели, застигнутая за подглядыванием.
— Все хорошо, малышка, я же тебя видел, — потрепал он ее по щеке. Алессия лишь еще сильнее зажмурилась, притворяясь спящей. Радован не настаивал на ответе, быстро оделся и ушел.
Для Алессии же, оставшейся одной в его богатой постели, начался день, которого она никак не ожидала. Она уже было выкинула из головы ночной разговор с Верноном и его «госпожу», но тут в комнату вошла женщина среднего возраста, высокая и красивая, с темно-красным тюрбаном на голове.
