молчит, ценя и раздражаясь от того, что она возлагает ответственность не на него, а на безликую войну, как источник ее бед.
— Я никого не щажу, — наконец мрачно выговаривает он, — в этом мой долг.
— Почему? — пронзительно воет девушка, — ведь ты мог просто сделать нас рабами, мы бы платили тебе дань, делали все, что ты хочешь. От нашей земли ты бы получил много богатств...
— Мне не нужны рабы, копящие силы против меня. Мне не нужны рабы, знавшие что такое воля и жаждущие ее. В этом моя щедрость — я подарил им смерть и свободу на поле боя, честь умереть, защищая то, что им дорого, как настоящие мужчины.
— А мы? Женщины? Дети? — с ужасом от того, что уже знает ответ, спрашивает Алессия.
— А что женщины? Они родят детей от других мужчин, от мужчин в чьих жилах не будет течь сопротивление. Детей, знающих только меня, как властелина, признающих мое господство. Однажды эти дети населят эту землю и будут благодарить и почитать меня. Так поступали мои предки, так поступаю и я — Тигран Радован Адалард Великий.
Он спокоен, в его голосе нет раскаяния. Он ждет, что она поймет и примет его таким. Ждет, не сомневаясь в ней, в ее преданности.
Алессии хочется рыдать, скулить и вопить от этой жестокой правды. Неужели это закон жизни? Почему, почему, они были так слабы, что с ними это случилось? Ей хочется ненавидеть его, но она лишь теснее прижимается к нему, в нем же, враге, ища утешения. Она одна, у нее никого больше нет, есть только этот мужчина, ставший до боли дорогим, и есть надежда однажды спасти малышей, если он ей позволит...
Она зависит от него, но уже жаждет этой зависимости. Восторг в глазах Радована заменяет ей всю ее прежнюю жизнь. Ради него она дышит, ради него поет ее душа. Она верит ему, привязывается к нему все больше и больше с каждым днем: к его ласкам, шутливым поддразниваниям, к рассказам о его прекрасной стране, о которой он говорит с такой любовью, к его хриплому голосу и маленькому родимому пятну у него на шее за ухом, которое ей хочется целовать каждый раз, когда он сжимает ее в объятиях. Она любит его и с волнением ждет, когда же он перестанет беречь ее и сделает по-настоящему своей. Может тогда, тоска, поселившаяся внутри, исчезнет, и она поймет в чем теперь смысл ее жизни?
