чтобы она смогла лечь на тонкую соломенную подстилку, которую кто-то уже сюда принес, и сменила тряпичный кляп на резиновый шарик без накладки, который закреплялся одним ремнем, застегивавшимся на шее. Шар был большой и плотный. Эта наставница ловко затолкала его за зубы, и кляп, угнездившись, прижал язык, а ремешки ... больно давили на уголки рта. Но это было лучше, чем противная тряпка, норовившая пролезть в глотку, чем всё время вызывала приступы тошноты.
Утром дверь пронзительно завизжала. Тина открыла глаза и увидела ноги своей наставницы. Проморгавшись, девушка заметила, что блондинка одета не так, как в прошлый раз. Сегодня укротительница рабынь была затянута в плотно облегающие лосины из черного латекса, лаковые скаковые сапоги, только без шпор, просторную белую рубаху с широким открытым воротом и черные лаковые перчатки. Волосы её были забраны с боков и закреплены заколками, образуя сзади длинный золотистый шлейф, достававший до лопаток. В довершение к этому Рика надела зачем-то темные очки, которые придавали ей зловещий вид. В руке она, как и прежде, держала длинную плеть.
— Встать на колени! — крикнула она, щелкнув плетью по полу.
Ти, сама себе удивляясь, быстро приняла требуемую позу и опустила голову вниз. Дрессировщица педантично, не меняя порядка, сначала пристегнула к ошейнику поводок, а потом уже отсоединила шейную цепь. Дернув поводок, она приказала рабыне подняться на ноги и повела её к двери.
Когда они шли по коридору, Рика обратилась к девушке церберским тоном:
— А теперь слушай меня внимательно, Ти. Наша госпожа — страшная женщина. Она не остановится ни перед чем. На её муженька надежды тоже мало. Он у неё под каблуком. Но это еще не самое плохое для тебя. У госпожи Эльвиры есть двое детей — старшая дочь Виктория и сын поменьше. Его зовут Артур. Где она их нагуляла, не твоё дело, но эти «милые» детки пропитаны жестокостью и ненавистью ко всему на свете. Сейчас они в Англии на учебе, но через пару недель приезжают на каникулы. Даже меня начинает трясти от одной только мысли, что эти выродки появятся в доме. Ты спросишь, зачем я тебе всё это говорю? Будь готова к любой неожиданности. Поняла, Ти?
— М-м, — кивнула головой рабыня и внезапно заплакала.
— Это еще что такое? — процедила сквозь зубы воспитательница, — Прекратить!
Рабыня перестала хлюпать носом, поняв, что её слезы здесь никого не разжалобят. А Рика, успокоившись, продолжала:
— Сейчас, рабыня, мы пройдем в учебную комнату и начнем занятия! Всё, что я буду говорить, ты должна запомнить с первого раза. Не запомнишь или не поймешь — твоя проблема. За каждую ошибку я буду бить тебя нещадно. Ты поняла меня?
— М-м, — снова кивнула девушка, но плакать уже не стала, а лишь горько вздохнула.
Они поднялись на третий этаж и оказались в просторной ярко освещенной комнате. Мебели в ней почти не было за исключением небольшого комода и маленькой низкой табуреточки, сиденье которой было обтянуто темно красным бархатом. Два огромных окна были завешаны тонким прозрачным тюлем, совсем не задерживавшим дневной свет. Пол комнаты был покрыт толстым серым ковровым покрытием, а стены оклеены обоями приятного мягкого цвета морской волны.
Рика плотно закрыла за собой дверь и, злорадно улыбаясь, сказала:
— Сейчас я сниму с тебя наручники и шлем, освобожу рот, но говорить ты не имеешь права. За любое слово, сказанное без позволения, ты получишь плеть. В углу есть душевая кабинка. Ты тщательно вымоешься, а то от тебя воняет, как в привокзальном сортире. Потом я тебя переодену и снова закую. Теперь цепи и кляпы ты будешь носить постоянно. Понятно?
Тина тяжело вздохнула и кивнула головой.
— Не слышу! — рявкнула Рика.
— М-м, — промычала девушка, давясь от слез.
Дрессировщица отстегнула от ошейника поводок и положила его в один из ящиков комода. Затем, сняла и сам ошейник. Тина почувствовала
