свет. Но шейную цепь сделала совсем короткой, и пленница не могла сесть даже не корточки, не то, что лечь.
Блондинка вскоре вернулась, неся в руках миску, наполненную ржаными сухарями, и пластиковую бутылку с водой. Все это она поставила перед Тиной на пол, а сама отошло в сторону. При виде еды у девушки чуть не случился голодный обморок, а Рика, поставив всё это на пол, нагло улыбнувшись, вышла из камеры.
Дотянуться до миски не давала цепь. Но если бы и появилась такая возможность, Тине всё равно не удалось бы ничего сделать. Ведь рот до сих пор был заткнут. Слезы отчаяния навернулись на глаза сами собой. Пленница завыла, как раненая волчица, дергаясь в оковах, но только выбилась из сил и чуть не захлебнулась собственной слюной.
Снова раздались шаги, и дверь со стращным скрежетом открылась. На пороге вновь появилась Рика.
— Не подохла еще? — гаденько улыбнувшись, спросила она, поигрывая плетью.
Тина тихо застонала. Блондинка медленно подошла к ней и отстегнула шейную цепь. Невольница опустилась на колени.
— Уже лучше, — Рика подняла голову девушки за подбородок, — А теперь слушай меня внимательно, сучка. Ты — рабыня Ти, я — госпожа Рика. Подчинение бесприкословное. Всё, что прикажу, исполнять мгновенно. Мне плевать, устала ты или голодна. Ты — ничтожество. Вещь, которую можно выкинуть, порвать, сжечь. За малейшую ошибку — плеть. За повторную ошибку — наказание будет еще более жестокое. Поощрений не жди. Всё понятно?
Тина закрыла глаза и тихо замычала.
— Я что-то плохо объяснила? — строго спросила Рика, отпустив подбородок рабыни.
— М-м, — промычала девушка.
— Сейчас я освобожу тебе рот, — уже более мягко сказала Рика, — И ты будешь есть и пить из миски, как собака. И запомни: я могу и отобрать еду, если мне того захочется. Поняла, рабыня?
— М-м, — снова промычала Тина и для верности кивнула головой.
Рика расстегнула ремни и сняла накладку. Ухватив намокший от слюны матерчатый кляп, будто издеваясь, она медленно стала вытягивать его изо рта невольницы. Тина замерла от страха и унижения. Но вот рот свободет. От долгого бездействия скулы и язык стали ватными, а нижняя челюсть так и осталась открытой.
Блондинка придвинула ближе миску и указала на неё пальцем.
— Еда, рабыня, — сказала она.
Не зная, что требуется делать и говорить, Тина не тронулась с места, а лишь вопросительно взглянула на свою мучительницу.
— Надо сказать, — смилостивилась Рика, — Рабыня Ти благодарит госпожу за еду. Повтори.
— Рабыня Ти благодарит госпожу за еду, — покорно повторила девушка, глотая слезы.
— Хорошо, — Рика отошла в сторону, — Теперь ешь.
— Спасибо, госпожа, — неожиданно для себя сказала Тина и нагнулась к миске.
Ела она жадно, почти не пережевывая, глотала кусочки зачерствевшего хлеба, кое-где уже покрывшиеся плесенью. Но невольница уже не обращала на это внимания. Голод сделал своё дело.
Блондинка налила в ту же миску воду, которую Ти вылакала мгновенно.
— Еще? — усмехнувшись, спросила Рика, держа в руке бутыль.
— Если можно, госпожа, — жалобно заскулила девушка.
Миска снова наполнилась, но теперь Тина пила медленно, смакуя каждый глоток. Рика, довольно улыбаясь, стояла рядом, с наслаждением осознавая свою власть над этой девочкой. Она не задумывалась, на чем основано подчинение, чем дышит эта провинциалка, закованная, как каторжанка, чья голова затянута в шлем, скрывающий лицо. Блондинке нравилось властвовать над ней. Это ощущение возбуждало её, возносило до небес.
Заметив, что вода уже выпита, Рика резко отшвырнула миску в сторону.
— О, госпожа, — прошептала девушка, — Рабыня Ти благодарит госпожу за еду.
— Целуй мою ногу, — приказала Рика.
Тина потянулась к сапогу и прижалась к нему губами.
Превращения в рабыню началось.
Дрессировщица
Ночь Тина провела в том же подвале. Рика не расковывала её, только удлинила шейную цепь,