настолько необычной, а может быть и сладкой, что она никак не может от неё отвязаться. — Ну ты и придумщик, миленький! И откуда такая прыть? А если он, проигравшись в карты, не сможет заснуть и будет всю ночь ворочаться и... — Да, дорогая, ты, пожалуй права. Тут уж очень много риска. Так что позволь мне пока ограничиться малым и снова предложить тебе мои услуги для приготовления ко сну? — Ты хочешь помочь мне переодеться? — Вот именно. Ты не представляешь, как бы я желал доставить глазам и рукам пиршество насладиться всеми твоими прелестями! — Признаюсь, я ни первому, ни второму мужу такого не позволяла и всегда готовилась к ночи сама. Мне легче... Ну да ладно! Снявши голову, по волосам не плачут. Коли такой грех приняла на душу, то чего уж печалиться о подобной мелочи. — Мелочи, но приятной, — отвечаю я. — Приказывай, с чего начать. Я же в этом ничего не смыслю. — Что ж, будем считать, что ты горничная... Начнём с корсета, я буду ослаблять шнуровку спереди, а ты сзади. Принимайся!И поворачивается ко мне спиной.Пальцы мои дрожат от волнения, у меня не всё сразу получается. Но когда она освобождается от этой поддевки и оборачивается ко мне, демонстрируя моим жадным взорам свои шикарные обнажённые груди, я вновь приникаю к ним губами и по очереди беру в зубы вздувшиеся соски. Маман моя охает, судорожно прижимает к себе мою голову, гладит мои волосы и выговаривает с нарочитым упрёком: — А кто только что напоминал мне о необходимости помнить об осторожности?... Так что прекращай свои безобразия... Пора и честь знать... — А как же чулки? Я хотел, снимая их, вволю насладиться поглаживанием твоих прелестных щиколоток, икр, бёдер... — Я тебя понимаю... Но это долгий процесс. Прежде ещё надо освободиться от пояса с подвязками... — Так давай и освободимся! — Да? А как это сделать, не скинув юбку? — Я помогу! — восклицаю я, хватаясь за пояс. — Где тут крючки? — Нет, нет, миленький! Наше время истекло... — Но я так возбудился от всего этого! — Понимаю. Поэтому и предлагаю тебе, любимый, оставить меня тот час же и отправиться к себе. А если там тебя всё ещё ждёт твоя тётушка, то попытайся проверить, будет ли она также любезна с тобою, как твоя мамочка... Всё-всё! Прекрати и уходи!Я подчиняюсь её желанию и, выпросив у неё прощальный поцелуй, спускаюсь в библиотеку. Татьяна Николаевна всё еще там. Увидев меня входящим, она вскакивает, делает какие-то движения руками, словно откуда-то их стремительно вытаскивает, и не без раздражения протягивает мне книжку, вопрошая: — Ты тоже приобщался здесь к этой пакости? — О чём идёт речь? — удивлённо спрашиваю я. — Вот взгляни, что я обнаружила у своих дочек!Я беру и читаю вслух: — «Le portier des chartreux»... Нуичто?... «Привратник у картезианцев» — так вроде переводится... И что дальше? — Ты хочешь сказать, что к моим девчонкам эта непотребщина попала не от тебя? — Непотребщина?... Погодите, погодите... Дайте вспомнить... Именно этот роман, по воспоминаниям Казановы, одна из его возлюбленных, монашка, дала ему почитать, чтобы он чувствовал себя раскованней на тайном свидании. Да, да — именно «Leportierdeschartreux», то есть «Монастырский привратник»... Можно мне почитать? — Значит, говоришь, не ты? Откуда же тогда она взялась? — У Веры? Да наверняка вон из того угла... Там наверху, если приставить лестницу, такие книжки можно обнаружить!... До своей ссылки в Расторгуево мне пришлось подержать в руках две-три... Вот это чтение, я вам скажу!... Но эта мне в руки не попадалась... Дадите почитать?.. — Тиши ты! Петю разбудишь... Давай выйдем...В коридоре тётя Таня берёт меня за руку и ведёт к лестнице. Там останавливается. Прислоняет меня к перилам и говорит: — Представляешь, я — взрослая женщина, замужняя, много чего повидавшая, — и то пришла в такое
