ливень, нырнул в седые струи и побежал, спасаясь от собственного стыда.У остановки он рванул из последних сил: подъезжал автобус. Едва втиснувшись в него — автобус был забит доверху, как и водится в грозу — Витька схватился за поручень и, выглянув из незакрытых еще дверей, увидел женскую фигурку, сидящую на остановке.Что-то в ней привлекло его внимание, хоть двери тут же закрылись, и он вынужден был отвернуться. «Почему она не села в автобус?», подумал он — и вывернул шею, чтобы рассмотреть ее сквозь мокрое стекло.Глянул — и застыл. Автобус тронулся, и Витька упал, вдруг потеряв силу. Не слыша ругани пассажиров, он поднялся и вновь прильнул к стеклу — но автобус уже отъехал, и остановка скрылась за поворотом. — Остановите! Остановите! — орал Витька и молотил двери руками.Скандал вскипел мгновенно, как электрочайник, и Витьку зажали в угол: — Еще буянить будешь, пьянь эдакая, туда тебя расперетак! Будет остановка — и выйдешь, когда положено, мать твою в рот!..Вылетев пулей на следующей остановке, Витька пронесся полкилометра под ливнем, как метеор.Остановка была пуста, как он и знал это, — и Витька изможденно присел на скамейку, пытаясь высмотреть или хотя бы прочувствовать след от фигуры, сидевшей тут пять минут назад.Сквозь муть автобусного стекла, сквозь муть в голове, пьяной от вина, от бега и от стыда, он ясно разглядел ее — и готов был поклясться, что это Лина.Он ясно видел обрубок руки, который не спутал бы ни с чем, перламутровые локоны, отросшие до пояса, и голубые печальные глаза.Просидев еще два часа на остановке в ожидании знака от нее, Витька наконец втиснулся в поздний автобус...Он не помнил, как добрался домой. Едва включив свет в своей комнате, он рухнул на колени — и изошел в покаянно-пьяной молитве Лине. Он молился впервые в жизни, умоляя Лину простить его. Затем, почувствовав вдруг смертное опустошение, собрал последние силы, чтобы подняться, выключить свет — и упасть в кровать, как был, не раздеваясь — в свитере и брюках.***Ему снился все тот же сон. Две фигуры, большая и маленькая, светлые, родные, — и третья, темная, опутывающая мозг липким туманом... Лина — большая светлая фигура — что-то говорила ему, и он почти понимал, что она говорит, и понимал, что сегодня особенный день, сегодня он должен понять ВСЕ — но туман застилал душу, и слова путались и блуждали, как болотные огоньки...Вдруг Витька подскочил на кровати, вытаращив глаза.За ударом, разбудившим его, рванул второй, третий, и в их раскатах Витька слышал обрывки слов — ускользающих, утекающих, как ливень за окном... Напрягаясь из последних сил, он пытался удержать их, пытался закрепить в памяти срез своего сна, освещенный внезапным пробуждением. Грянул новый удар... и вдруг Витька вскрикнул.Темное облако в окне осветилось молнией — и Витька узнал в нем знакомые черты. Холодея, он напрягся из последних сил — и услыхал в раскате грома отголоски слов: — Я НЕ ЖАЛЕЮ... НЕ ЖАЛЕЮ... НИ О ЧЕМ НЕ ЖАЛЕЮ... — ЛУЧШЕ ТАМ, ЧЕМ С ТОБОЙ...«Чем с тобой, чем с тобой, чем с тобой... « — повторяло эхо; а Витька сидел в оцепенении.Мелькнула еще одна молния — и осветила его память отчетливо, как прожектор. Свет полыхал долю секунды — но Витька успел ясно разглядеть светлый силуэт (он знал, что это Лина), рядом маленькое светящееся создание — и огромную темную фигуру, слившуюся с чертами темного облака. Фигура смотрела на Витьку и говорила: — Я не жалею, ни о чем не жалею. Лучше ТАМ, чем с тобой...Видение погасло, память снова окуталась туманом — но Витька уже ЗНАЛ.«Как я мог быть таким слепым? Как?» — вопрошал он себя. — «Как можно было быть таким идиотом?»Он посмотрел на часы. Было полшестого утра.Быстро одевшись, Витька собрал вещи и вышел на улицу. Скоро должен был подъехать первый утренний автобус...На душе у него было ясно, как никогда. Теперь он знал,
