планету и смешались с Древними. Как выглядели Древние, никто не знает: даже Ученым не дано перемещаться во времени. Но Аэа думает, что они тоже были людьми — и также, как и минойцы, имели общие корни с землянами.
С тех пор прошло много тысяч лет. Развитие двух наших миров шло по разным путям: на планете Аэа люди развили не технику, не орудия труда, как на Земле, а собственные способности. Там не было разных наук, профессий и дисциплин, как у нас, — было одно Знание о мире, которое постигали Ученые, наследники древних жрецов. Это Знание было не рациональным, как на Земле, а комплексным, целостным и единым: Знание об устростве и сущности Всего. Соплеменники Аэа постигали мир не опытным путем, как мы, а как-то иначе; как именно, я так и не смог понять — и, наверно, никогда не пойму. Аэа была такой Ученой — одной из самых мудрых и почитаемых на планете, несмотря на свою молодость: ей было всего 76 земных лет (при средней протяженности жизни на ее планете в 500—600 лет). Отдельные Ученые — Мудрейшие — могли жить вечно, и Аэа была уже близка к этому Знанию, которое постигалось лично, в итоге некоего Пути.
Она была неуязвима для любой болезни и любого насилия; она владела некой энергией, которая позволяла ей отбрасывать любые атаки, возводить вокруг себя непроницаемое защитное поле, летать, проникать в душу любого человека, мгновенно перемещаться в любую точку Космоса, мгновенно заживлять раны, лечить болезни... Это она проникла в мой сон, чтобы понять меня, понять то, что влекло ее ко мне.
Энергия Аэа была собственной энергией ее организма, — но организм был, как я понял, только аккумулятором, источник же энергии находился в каком-то запредельном измерении, которое Аэа называла «Великим Светом». Аэа могла говорить на любом языке: достаточно было только подойти к человеку или посмотреть в книгу. Она могла читать любую письменность — даже ту, которую видела впервые. Многое из того, что могла и знала Аэа, могли делать и простые, не-Ученые жители ее планеты, но в значительно меньшей степени — настолько, что Аэа была среди них настоящим божеством; между тем как любой зауядный ее соплеменник здесь, на Земле был бы сильнейшим из экстрасенсов. Сила и возможности Аэа не укладывались в моем сознании, и только значительно позже я стал понимать примерный их объем. И вместе с тем Аэа была человеком, прекрасной девушкой, женщиной, которую я любил сильнее всех на свете. Это было удивительно и недоступно пониманию — ни ее, и моему...
Космическая телепортация была исключительно трудным и опасным делом, доступным только Мудрейшим из Мудрых. Ее спутники были не Учеными, а только помощниками. Они не могли самостоятельно перемещаться на такие расстояния, и Аэа сливала свое усилие с ними в неком единстве. Суть этого усилия составляло Желание попасть туда, куда нужно переместиться; Аэа могла управлять не только своим Желанием, но и чужими, концентрируя их в некий пучок или фокус, — разумеется, при поддержке со стороны участников перемещения. Перемещение материи, чуждой организму телепортанта, значительно усложняло путешествие: каждый посторонний атом увеличивал усилие, а вместе с ним и опасность.
Мир Аэа был устроен удивительным и непонятным для меня образом. Люди в нем, как я догадался, ходили голыми, а одежда, вернее, ткань была только атрибутом красоты, как наши украшения. Чувства стыда не было знакомо ее соплеменникам, и догмы на прикрытие гениталий не существовало. Климат на этой планете был такой же, как у нас, но тепло или холод не имели значения для ее жителей, которые умели распоряжаться ресурсами собственных организмов. В пределах колебаний температуры воздуха большая часть жителей ее планеты могла существовать, не испытывая никакого дискмфорта. Аэа могла значительно больше: она не горела в огне и могла пробыть несколько минут в абсолютном ваккууме. Она могла не
