брата. Наверное, они долго обнимались. Я слышал тихий плач матери. Но горя в нём не было.
Потом бухнуло железо о пол, — видать брат скинул с себя бронник, а может щит, — в селение дружина всегда входила в полной выправке.
Вдруг мама вскрикнула, засмеялась, что-то горячо приглушённо зашептала. Звуки какой-то возни, словно, кто-то боролся друг с другом, опять горячий шёпот матери.
— Отец где? — пророкотал вновь голос Яра..
— На Дубравой Заставе, — каким-то обречённым голосом тихо произнесла мама, — ты же знаешь... Старейшины дали ему строгий обет.
Она вдруг снова взвизгнула. Опять звуки кокой-то непонятной возни. Шорох одежды. Горячий быстрый шёпот. Треск разрываемой ткани... И тихие тихие мужеские стоны... Не от боли, нет... Тот кто стонал, испытывал без сомнения наслаждение..
В конце концов я вырвался из этого плена грёз полусна-полуяви и порывисто сел на кровати. В единый миг я осознал, что всё это не сон, — что дружина вернулась! Яр вернулся!!!
Как ошпаренный кипятком вскочил я с кровати и со всех ног бросился к двери своей почивальни...
В дверях, ошарашенный я так и замер... Мама и мой братец Яр были настолько увлечены друг другом, что даже не заметили меня...
Бронник и щит Яра стояли в горничной у стены, у самой печи. Здесь же на полу валялся его меч в ножнах. Рядом валялась разбросанная в беспорядке его одежда, а поверх неё белоснежная разорванная до половины длинная рубашка мамы..
А мама была голая... И никак не могла она меня сейчас увидеть... Потому, что глаза её были закрыты. И стояла она на коленях, посредине сеней, на шкуре медведя, коего завалил отец ещё в позапрошлую осень. Мама стояла ко мне полубоком, я видел, как на её упругой попке играют ямочки, когда она чересчур уж напрягается... А напрягаться, к слову, ей приходилось по виду изрядно..
Волосы мамы, чудесные пушистые и чёрные, словно, крыло ворона были безжалостно собраны огромной братовой рукой в огромный пучок и крепко сжаты в кулаке. Яр стоял перед матерью обнажённый. Хотя, правильнее будет сказать, что это мать стояла на коленях перед ним... На торсе и плечах Яра так и бугрились медвежьи мышцы. Его рука крепко держала в кулаке волосы мамы.
Какой-то миг я не мог понять, почему брат голый? И почему и мама голая, да ещё стоит перед ним на коленях... Я словно лишился речи, и стоял, немой, как рыба и только беспомощно взирал на мать и брата...
Член Яра был огромен... Он торчал из середины его бёдер, толстый разбухший, и устремлялся вверх, ввысь, — так что мощная булава, что венчала большой ствол едва не касалась пупка Яра..
И тут мне всё разом стало понятно... Когда свободной рукой Яр отогнул свой член вниз, так чтобы он смотрел прямо в лицо мамы, а другой рукой, сжимавшей мамины волосы в кулаке, толкнул голову мамы навстречу своему богатырю..
Я вздрогнул... Я ждал, что мать засопротивляется... Ведь эта возня... Её разорванная рубашка на полу... и то как держал её за волосы брат, — всё это не вызывало никаких сомнений, что Яр принуждает мать... Принуждает, аки какой тать, быть голой и стоять перед ним на коленях... Как рабыню перед хозяином... Я ждал, что мать его ща цапнет... Прям зубами за его похабное естество.
Но я чуть не вскрикнул от неожиданности, когда её розовые уста, — после она с невероятным трудом смогла поглотить эту огромную возбуждённую голову, — послушно распахнулись и пухленькие губки мамы наползли на член моенго брата...
Его член почти до половины вошёл в мамины уста. Я ясно видел слезинки, застывшие в уголках глаз мамы. Рука брата работала, словно, маятник, — чётко и размеренно... Член входил и выходил изо рта матери... Она совсем не сопротивлялась этому!!!
Мало того, вскоре её руки послушно воспарили и обхватили мощный бугристый ствол брата, теребя, оглаживая, лаская его у основания и нежно перебирая большие тугие яйца ... брата.
Яр всё также
