Шлепки бёдер матери и брата друг о дружку... А может бёдер брата о её ягодицы... Я же не знал, что он там с ней вытворяет..
Вся эта непотребщина разносилась по всему дому. Впрочем, подозреваю, что и за его пределы...
Я сидел в горничной на отцовском треножнике и не спускал глаз с полуприкрытой двери в их опочивальню... Спать я не мог. Да, и как можно спать, когда в доме такой дьявольский шум? Мама снова что-то там заскулила, — вроде опять просила, чтобы Яр не орошал её своим семенем... Но видимо, сегодня Яр мог думать только одним местом. Он снова взревел, словно, раненный бык, с шумом изливаясь в мать...
Но лишь на какое-то время всё затихло в блаженной тишине... Я слышал, как они о чём-то там вяло зашептались... Яр вроде что-то рассказывал маме про поход. А потом, снова раздался его возбуждённый полурык-полурокот и Яр снова набросился на маму... И опять всё началось сначала.
Яр взрывался бурным экстазом ещё дважды. А потом кровать всё-таки сломалась... Я понял это по громкому треску дерева... Но Яр всё-равно не остановился, пока не взорвался в мать ещё раз, утолив свою звериную похоть...
Когда мама наконец, шатаясь, показалась из опочивальни на неё было жалко смотреть. Волосы безжалостно всклочены и спутаны. Она была вся мокрая от пота. А её ножки предательски дрожали, словно, от дикой усталости. И, господи, когда она вышла в свет сеней, — я увидел, что она просто с головы до ног залита семенем Яра. Её лицо, шея, грудь, живот, бёдра! Семя Яра стекало даже по её ногам... Впрочем, по по маминому лицу я бы не назвал её несчастной.
Увидев меня, мама остановилась. Потупилась на месте, словно приводя мысли в порядок и с трудом останавливая блуждающий взор на мне..
— Кир... Что ты не спишь?, — она улыбнулась мне так, будто была в стельку пьяна.
Я нарочито удивлённо воззрился на неё:
— Мама? Спать? Это как? Когда, вы с Яром подняли такой грохот? Да, тут не точно спать, — тут оглохнуть можно!
Мама смущённо опустила взор. Господи, она стояла голенькая передо мной, вся заляпанная семенем моего брата и краснела, словно, монашка. Я с вожделением разглядывал её тело... Скоро я уже отлично понимал отчего братом овладело это безумие. Один вид тяжёлых упругих грудей мамы с большими тёмными сосками мог свести с ума..
— Прости, Кир... — тихо произнесла она, не поднимая глаз, — я тут не виновата. Яр столько месяцев был в степи... Он очень соскучился..
— Мама... , — простонала я, поднимаясь с места, — ты что меня за дурака держишь? Ты думаешь, я не знаю, чем вы тут занимались?
Мой голос задрожал и на миг, мама подняла на меня глаза. В них не было ни сожаления, ни раскаяния.
— Не сомневаюсь, что знаешь, — с какой-то едва заметной усмешкой произнесла она, — ты думаешь, что я не чувствовала, как ты пялишься на нас?
Я так и остолбенел.
— Я пытаюсь тебе это и сказать... Яр был долго в походе. Все эти месяцы у него не было женщины... А кровь в его жилах молодая, горячая...
— Мам, господи! Ну, а ты-то здесь причём?!, — уже не в силах сдержаться воскликнул я, — ему уже шестнадцать! Жените его! Купите ему наложницу!! Какого ляда ты то должна ублажать его!?
Плечи мамы дёрнулись:
— Это уж не ко мне вопрос, сынок... Это поди у старейшин спроси... Ты ещё многого не знаешь, — слишком молод, — но в нашем роду у женщин много обязанностей... В том числе и по отношению к своим сыновьям... И многие из этих обязанностей с материнством имеют мало общего... Яр получил то, на что имел право. Он знал это и он это потребовал. Я не имела права ему отказать..
Я не был в силах что-то сказать. Я чуть не плакал от обиды и боли.
— Ты много не знаешь, сын... , — тихо молвила мать, — твоего отца на год старейшины услали ... нести караул на Дубраву Заставу не просто так..
— Я знаю это!, — резко выпалил я, — в прошлом торговом караване в
