что-нибудь надеть.
— Моя рубашка подойдёт? Я не ношу никаких халатов.
— Если длинная, то подойдёт, — согласилась она. — А твоей туалетной водой можно воспользоваться?
— Ну, конечно! Бери всё, что тебе заблагорассудится.
Она вышла из ванной свеженькая, чистенькая, без следов косметики и от этого казавшаяся ещё моложе.
— И всё-таки она коротковата, — смущённо сказала Катя, двумя руками натягивая вниз на себе рубашку.
— А, по-моему, в самый раз, — выдохнул он, опустился перед ней на колени, подлез под рубашку и прижался щекой к влажному ещё, очаровательно пахнущему его туалетной водой пушистому лобку.
Она охнула, положила ему руки на голову, но не оттолкнула, а скорее слегка прижала, приговаривая «Что ты делаешь?... Зачем?... Не надо...», незаметно отодвигая одну ногу в сторону, чтобы облегчить ему доступ к самым потаённым местам. Он незамедлительно воспользовался любезно предоставленной возможностью и впился губами в её набухшие сочные половые губки. Они были ещё вкуснее и восхитительнее, чем верхние, и он буквально утонул в них, энергично работая языком среди нежнейших тканей, источавших любовный сок. Но вот язык нащупал твёрдый кусочек, от прикосновения к которому она вздрогнула, как от удара электрическим током, и, поняв, что это то, что больше всего её возбуждает, уже больше не покидал его. Сверху он слышал стоны, прерываемые причитаниями «Миленький!... Что ты делаешь!... О, боже!... Не надо... Нет — ещё! Ещё!!! О, боже, как чудесно!!! Я сейчас с ума сойду — как хорошо!... Да, так!... О-о-о!!!» Чем громче были стоны, тем сильнее он массировал её клитор, пока, наконец, она не взвыла, резко дёрнулась и затряслась, согнувшись в три погибели, тесно прижимая к себе его лицо и орошая его своей влагой. Потом оттолкнула его и, опустившись на стул, прошептала «Я больше не могу. Проводи меня на кровать!»
Он быстро застелил диван в большой комнате и, уложив её на него, попытался продолжить свои ласки, но она удержала его, нежно погладила по липкой щеке и томно промурлыкала:
— Иди, помойся... Как следует! Я тоже хочу тебя поласкать.
Тщательно помывшись и надушившись, Валерий Иванович голый вошёл в комнату. Катя лежала, укрывшись простынёй и, казалось, спала. Но едва он опустился рядом и стянул с неё простыню, она вскочила, перевернулась лицом к его ногам и, взяв в руки его страждущий член, стала его целовать и лизать. У него перехватило дыханье. Горячие губки плотно обхватили головку, посасывая её, а резвый язычок быстрыми движеньями поддразнивал уздечку. Он еле себя удержал, чтобы не застонать. А она тем временем пододвинулась к нему ближе, перекинула одну ногу через него, немного приподнялась выше и накрыла его рот своими нижними губами. Он с готовностью принял этот поцелуй, высунул свой язык и стал лизать всё, что попадалось на его пути, пока не отыскал самый чувствительный участок. Она глухо застонала и задвигала бёдрами навстречу его ласкам, задавая необходимый ритм. Одновременно она массировала его член руками и губами, доводя его до исступления. Это было так восхитительно, что как ни старался он отдалить кульминацию, долго он всё равно продержаться не смог. Она, видимо, это почувствовала и стала ещё энергичнее лизать и сосать головку, массируя ствол рукой. Он ... ничего не мог поделать, и горячая струя ударила ей в нёбо. Она на мгновенье замерла, затряслась в экстазе и, глотая извергающиеся дары его члена, сама излилась ему в лицо. Они так и остались лежать «валетиком», приходя в себя...
Через несколько минут она вскочила.
— Господи, мы с ума сошли! Совсем забыли про Кузю! Как он там? — и опрометью кинулась в соседнюю комнату.
— Слава богу, спит без задних лап, — сказала она, появляясь и натягивая рубашку. — Посмотри, пожалуйста, что с моим платьем.
— Абсолютно сухое и без пятна, — доложил он,
