двадцать лет — это разве мужчина? Это всё равно что лох или «ботаник» какой-нибудь.... ..  лох или «ботаник», и не более того! А младший сержант Бакланов был не только симпатичен и строен, но еще он был самолюбив, а потому Архип был не первый, кому он, младший сержант Бакланов, мимоходом вешал лапшу на уши про то, как впервые лично он в пятнадцать лет...  и как лично он в первый раз сразу — «туда» и «сюда»...  и как классно всё это было.
 — Ну, это у кого как... — Архип, ничего не имея против того, что его собеседник лишился девственности в пятнадцать лет, кивнул головой; поскольку Архип не врал сам, у него не было никаких оснований сомневаться в словах Баклана.
 — Ну, и что дальше...  дальше-то что? — Баклан, стараясь не обнаружить своего интереса, проговорил свои вопросы тоном слегка покровительственным, который должен был свидетельствовать о его явном и неоспоримом превосходстве. — Других баб, кроме как на даче, у тебя что — не было больше?
 — Почему не было? Были...  ну, то есть, одна была — мы с ней типа дружили, уже перед самой моей армией рассорились, так что она меня в армию не провожала. А до ссоры я с ней почти год ходил...  ну, и трахал её — регулярно трахал. Не каждый, конечно, день, но — за полгода до армии поимел неплохо...  и сосала она у меня, когда я хотел...  прикинь: в рот брала без всяких проблем, а вставить в жопу не дала ни разу!
 — А ты что — в жопу её хотел?
 — Ну! А почему, бля, нет? — Архип, отвечая вопросом на вопрос, пожал плечами. — Пацаны говорили время от времени, что они своим биксам в очко вставляют...  типа: это еще прикольней, чем в ракушку...  ну, я тоже хотел попробовать, а она мне — хуй...  как ни раскручивал её, а в жопу она, бля, не дала...  обидно, конечно!
 — Ну, с этим делом не угадаешь... — проговорил Баклан, и голос его прозвучал вполне авторитетно. — Одни, бля, дают, другие — нет...  хотя, если хорошенько постараться, в жопу можно поиметь любую.
 — Дык...  ясное дело! — Архип, соглашаясь, кивнул головой. — А волосы, кстати, у неё были рыжие...  светло-рыжие — золотистые! Вот — мне такие, бля, нравятся...  точно!
 — Ага...  значит, свечку твою — за тебя — я поставлю в рыжем храме... — Баклан, глядя на Архипа, тихо засмеялся. — «Привет от Андрюхи Архипова!»...  смотри, как это всё будет! В сочные губы, похожие на ракушку, я вгоняю по самые помидоры...  кол мой тропической влагой обволакивает и сладко сжимает, нежно стискивает её узенькое влагалище, так что движняк происходит впритирочку: хуй, ритмично залупаясь, скользит в тесной норке — как поршень во втулке...  я сначала гоняю его размеренно, чтоб она хорошо подо мной разогрелась...  затем, не жалея сил, начинаю двигать в норке быстрее, быстрее...  бикса уже не может терпеть — она выгибается, стонет, делает встречные движения своим золотистым передком...  «ещё! ещё!» — выкрикивает она, и тут — бац! — мощнейший оргазм одновременно пронизывает наши тела...  он выворачивает нас наизнанку, разрывает на части — я, кончая, фонтанирую в её изнемогающее тело — в самую глубину...  засаживаю ей из последних сил — глубоко-глубоко, по самые помидоры...  фонтан иссякает, и я, извлекая метко отстрелявшего бойца из обильно увлажнённого золотисто-огненного храма, говорю: «Это привет от Андрюхи Архипова!»
Баклан, невольно увлёкшись собственной фантазией, невольно озвучил одну из своих многочисленных грёз, что каждый раз возникали перед его мысленным взором в минуты уединённых — тщательно скрываемых от посторонних глаз — упражнений с Дуней Кулаковой; единственное, что он добавил сейчас, так это слова про «привет», а во всём остальном эта была та сладостная мечта, которая помогала девственнику Бакланову в ходе упражнений с Дуней Кулаковой приближать оргазм...  но Архип, понятное дело, об этом не знал да и знать не