Бакланов вдруг почувствовал смутную, ему самому непонятную зависть к Архипу, и даже не столько к Архипу, сколько к той простоте, ясности и цельности, с какой Андрюха Архипов смотрел на окружающий мир: «хуля нам, пацанам...», — глядя на Архипа, Баклан усмехнулся:
— А ты не боишься, что, трахая полгода салабона в жопу, ты станешь к концу службы «голубым»?
— Да ну! — отмахнулся Архип. — Не стану! — Он сказал это в ответ легко, уверенно, ни на миг не задумавшись, ни на секунду не усомнившись в своих словах... он сказал это, невольно подтверждая в глазах Баклана свою «лёгкость бытия». — «Голубыми», бля, рождаются... я где-то об этом слышал. А я, бля, что... поматросил — и бросил! Какая это «голубизна»? Это, бля, кайф... ну, то есть, временная «голубизна» — не настоящая. Типа хобби... вжик-вжик — и опять мужик! Завтра, Санёчек, я тебе позу одну покажу — испытаем-испробуем...
— Что, бля, за поза? — невольно вырвалось у Баклана, которому рассуждение Архипа о «голубых» показалось вполне исчерпывающим... во всяком случае, на данный момент — о «голубых» двадцатилетний Баклан, никогда этой темой не интересовавшийся и потому до сегодняшней ночи по отношению к этой теме пребывавший в состоянии индифферентном, знал ничуть не больше Архипа. — Что мы попробуем?
— А это, товарищ младший сержант, вы досконально узнаете завтра... а то, бля, будет неинтересно, — Архип, глядя на Баклана, засмеялся.
— Андрюха, бля! Ты что — специально меня заводишь? — Баклан, засмеявшись в ответ, игриво сощурил глаза.
— Дык... хуля здесь заводить! У нас, бля, ещё три ночи... три ночи, бля, впереди!
— Ну, бля, смотри... не обмани меня! — Баклан, невольно чувствуя в душе ту же самую «лёгкость бытия», что исходила от Архипа, шутливо погрозил Архипу пальцем.
— Хуля я буду ... тебя обманывать? Я что — враг самому себе? Я только одного не понимаю...
— Чего ты не понимаешь? — Баклан с любопытством уставился на Архипа — он, младший сержант Бакланов, уже понял, что рядовой Архипов, парень с виду простецкий и даже простоватый, думает-говорит вполне здраво, прагматично и совсем не глупо, а потому к его словам стоило относиться со вниманием.
— Смотри! Это — кайф... ну, то есть, когда пацан с пацаном... так? Так. Кайф — и сосать взаимно, и трахаться в жопу... ты ж, Санёк, не будешь отрицать, что это кайф? — Архип смотрел на Баклана серьёзно, смотрел без всякого подкола, и хотя вопрос этот был для обоих более чем риторическим, тем не менее Архип для своих дальнейших рассуждений хотел услышать слова подтверждения — Архип, вопросительно глядя на Баклана, ждал ответ.
— Ну... не буду отрицать, — Баклан, чувствуя лёгкую досаду от такой излишней прямолинейности Архипа, чуть заметно усмехнулся... хуля, бля, отрицать очевидно? То есть, хуля об этом — об очевидном — спрашивать!
— Вот! Так почему же тогда принято считать и говорить, что э т о — что-то позорное и плохое? Если э т о — кайф... можешь мне ответить?
Саня Бакланов, который до этой ночи об однополом сексе ничего не думал в принципе, то есть никогда не задумывался ни о природе этого секса, ни о его совершенно различной интерпретации, ни о месте этого секса в сознании многих и многих парней, ни о кайфе, с таким сексом связанном, глядя на Архипа, хмыкнул... у него не было готового ответа на вопрос Архипа, как не было ответа на многие другие вопросы, но Архип смотрел на него выжидающе — Андрюха Архипов ждал, что он скажет-ответит, и младший сержант Бакланов, на ходу соображая, что и как говорить, с умным видом сощурил глаза:
— Ты вот считаешь, что это кайф... и что — ты завтра станешь об этом говорить в роте? Станешь со всеми открыто делиться своим личным мнением?
— Я что — дурак? — Архип, глядя на Баклана, тихо
