перед прыжком, — какая разница?
Он не договорил, но я знаю, о чем он сейчас думает — какая разница, как мы друг друга любим? Разве у любви могут быть границы? Но в то же время я понимаю, насколько это неправильно...
Меня просто разрывает на части. Я хочу подойти к Тому, обнять его, поцеловать. И с такой же силой хочу развернуться и убежать, оставить его за спиной, вместе с этими мыслями, с этими желаниями.
Том встает со своего места и закрывает балконную дверь, отрезав тем самым путь к бегству. К спасению. К разъединению двух душ...
Протягивает мне руку и, когда я берусь за нее, притягивает меня к себе и обнимает. Трется носом о мою щеку. Затем опускается вниз и губами легонько пощипывает мою шею. Я весь дрожу от холода и возбуждения.
— Прости меня, — внезапно говорит мой брат, не переставая целовать мне шею.
— За что?
— За засос. Я, честное слово, не хотел так сильно...
Я улыбаюсь. Я уж подумал, что он просит прощения за то, что на свет родился.
Вдруг мне становится легко-легко. И все равно, что о нас могут подумать. Не поймут — это их проблемы, я по этому поводу заморачиваться не буду...
В это время губы Тома подбираются к моим.
— Я люблю тебя, — говорит он перед тем, как поцеловать меня по-настоящему, так, как мне хочется.
И уже через секунду у меня сносит крышу от ласк моего брата.
Он гораздо опытнее меня, и пользуется сейчас этим вовсю. Легонько посасывает мои губы, проводит по ним языком, зажигает меня все больше и больше... Я чувствую, как у Тома сбивается дыхание, со мной происходит то же самое...
Том, я хочу тебя...
Том, я люблю тебя...
Мне очень-очень страшно, но я не смогу чувствовать к тебе что-то другое. Больше — нет...
Я обнимаю его. Хорошо, что он сейчас в обычной футболке, а не в этих огромных мешках, которые он называет крутой одеждой. Просовываю руки ему под футболку, чувствую, какой он горячий, ласково глажу его по лопаткам. Том дрожит под моими руками... Это необыкновенно...
— Билл, так нельзя, — наконец отрывается он от меня.
— Что? — я его еще не понимаю, голова кружится после поцелуя.
— Вот так сразу и все — нельзя!
Да. Да... Согласен. Сразу и все — нельзя... Это слишком быстро...
— Я хочу тебя, — говорю я своему брату.
— Я знаю, — самоуверенно улыбается он. — Я такой классный, что меня хочет даже мой брат...
— Дурак, — беззлобно говорю я, отхожу и сажусь в свое кресло.
Том подходит ко мне и садится рядом со мной на корточки.
— Ты будешь писать? — он заглядывает мне в глаза.
Я киваю. Ищу глазами тетрадь.
— Ты на ней сидишь, — хитро улыбается мой братец и поднимается. — Я спать пойду, ладно?
Я опять киваю.
Том идет к двери, но уже на выходе вдруг возвращается и чмокает меня в макушку.
— Я люблю тебя, — в сотый раз за день говорит он мне.
— Я тебя тоже, — отвечаю я ему.
Том уходит. Я открываю тетрадь.
__________________
Глазами Тома
Ненавижу самолеты. Не сами, конечно, самолеты, как результат инженерной мысли, а самолеты, как неотъемлемую часть моей жизни. Ненавижу летать. Боюсь...
Но сейчас сижу в салоне самолета и терпеливо жду, когда уже все рассядутся, по проходу пробежит скорым шагом стюардесса, и мы взлетим. Чем скорее взлетим, тем быстрее приземлимся. Ненавижу летать.
Наверное, поэтому сижу сейчас хмурый и непонятно ... на что обиженный.
Ненавижу...
Дэвид привстает со своего места, привычно пересчитывает нас взглядом и, успокоенный, садится. Как будто отсюда можно куда-то убежать... Фантазер, блин!
— Том, ты сильно сердит? — робкий голос моего брата справа.
Конечно, он сидит рядом. Последние дни мы не расстаемся с ним больше, чем на пару минут. Объясняем это тем, что перед налетом на Америку (это термин Дэвида) мы особенно нуждаемся в
