голубизна!
Это —
в Европе. И то же — в мире,
от Азии до Америки Южной:
мужчины
мужчин изначально любили
во все времена — отрицать не нужно!
Солдаты...
Философы... Полководцы,
изменившие истории ход...
и самый
великий из них — Македонский!..
Но даже бессмертные смертны...
Вперёд
время летело —
пришло христианство,
и с ним, как Янус, двойной стандарт:
папы римские —
Пий... Бонифаций... —
предпочитали мальчишеский зад,
a смертных —
простых! — на кострах сжигали
как совершивших «содомский грех», —
две
тысячи лет двойной морали...
А мир неделим и един для всех!
Микеланджело,
Леонардо да Винчи —
гении-геи на все времена, —
и Вовка,
пацан симпатичный,
который мне целку сломал
в далёком
цветущем апреле...
мне было немного лет, —
муть
подростковых томлений
прорезал спасительный свет...
Валерка,
шептавший: «Тихо...»
и — целовавший в губы...
Герои
античных мифов...
Живущие рядом люди...
Рыцари...
Тамплиеры...
Скульпторы... Живописцы...
Пламенные
революционеры...
Смазливые гимназисты...
Овидий...
Поэт Жуковский...
Поэт Михаил Кузмин...
Композитор
Пётр Чайковский...
Автор «Сонетов» Шекспир...
Лермонтов,
написавший
«Юнкерские поэмы» —
сам
юнкеров ебавший,
как Байрон, не чужд был темы...
Толик —
весёлый парень! —
друг отшумевших дней...
Не каждый
десятый — Байрон,
но каждый десятый — гей.
Нужно
десятки... сотни страниц,
чтоб перечислить всех,
кто
был известен, был знаменит, —
не говорю о тех,
кто
не оставил в истории след,
но тоже любил парней
тайно ли,
явно ли — разницы нет, —
каждый десятый — гей!
(«Этой
статистике мы не верим!» —
те говорят, по ком
колокол
звонит...) Г. В. Чичерин —
дел иностранных нарком...
Пётр Великий...
Гай Юлий Цезарь...
главный чекист Ежов...
Гоша —
из ЖЭУ смазливый слесарь...
издатель Дима Лычёв,
чью —
об армейской службе — книжку
я прочитал взахлёб...
Ваня К.,
краснодарский парнишка,
на которого у меня встаёт...
Я сам,
пассажир транзитный,
в детстве считавший, что
быть
педерастом стыдно, —
пацан, чьё детство прошло...
Века
пролетали, как миги...
тащились — как черепахи...
Что
оставляем мы? Книги —
любовь свою на бумаге...
ШКОЛЬНИКИ
КУРЯТ В СКВЕРИКЕ...
ДОКУРЯТ... ПРИДУТ ДОМОЙ
И БУДУТ
ЛЮБИТЬ СВОИ ЧЛЕНИКИ —
КАЖДЫЙ СВОЕЙ РУКОЙ...
Смена
тысячелетий...
Жизнь — свеча на ветру...
Может,
я в Интернете
завтра Тебя найду,
и —
станешь ... ты Антиноем...
а может быть, Адрианом...
... Ветер
за стенкой воет.
Андрюша под одеялом,
сжав
в кулачке упругий,
пышущий жаром уд,
о Ромке —
о лучшем друге —
мечтает... и сладкий зуд
в дырочке,
туго сжатой —
девственно-непроткнутой,
тлеет,
чтобы пожаром
вспыхнуть через минуту...
3. ДОМ НА ОБОЧИНЕ
Мальчик
Андрюша хочет...
... а рядом, в соседнем доме,
пьяный
монтёр бормочет,
что он — лично он! — не гомик,
что он —
лично он! — не может
понять, что за сладость, если
парень
в зад мужеложит
парня... «Вот ты! — мы вместе
сидим, —
ты можешь представить,
что ты... « Я икаю: «Нь-ет!»
«Вот!
Ты правильный парень!»
«Да!» — говорю в ответ.
(В клейком
безмолвном стоне
пододеяльник, — в полночь
рядом,
в соседнем доме,
мальчик Андрюша кончил...
а где-то
стучат колёса —
поезд летит вперёд:
в тамбуре
у матроса
пьяный студент сосёт...
а где-то
между ногами
смутно белеет зад:
койка
скрипит в казарме —
солдата ебёт солдат...
а где-то
смазливый школьник
колени к груди прижал,
подставив —
всего за стольник!
