свете костра бандит. Сел, раскинув ноги. Его опавший член бессильно свисал, касаясь травы. Четверо других торопливо срывали с себя одежду. Двое нырнули в палатку, двое других остались снаружи, ежась от ночной прохлады.
— Ну... нет... пожалуйста... — донесся приглушенный голос Ленки.
Затем, звук пощечины. Это — ей? Это они, твари, ее бьют?! Женские рыдания и непрерывный сладострастный стон-рычание, совокупляющегося медведя. С каждым разом, с каждым толчком все громче! Ему приятно!... А ей, наверное, больно... Вспомнилось, как она отстранялась, когда я слишком уж расходился и переставал контролировать амплитуду движений... Ей больно... Рычание перешло в хрипы. Но они все длились и длились... Да сколько же можно?! Ей больно... Моей жене больно! Слышите вы, свиньи?! Хватит! Хватит, перестаньте! Кто это кричал? Я? Нет, я не в силах... Это кричала Лена... Моя Леночка, Ленусик, моя хрупкая, нежная жена... Хрипы стали затихать... затихли... Слышалось только тяжелое дыхание. Один выполз... Там остался еще один и двое ждут очереди... Чмоканье, звук слюнявых поцелуев... Она, моя девочка отворачивается, а он, бугай, хватает ее, стискивает и сосет, сосет, содрогаясь всем телом и бешено работая тазом!... Слюни его текут по нежному личику моей маленькой жены, а там... внизу... там, где соединяются их тела... где он проник в ее нежное тело своим огромным... Там — все мокро. Течет, на одеяле, конечно же, пятно... Отвратительное, липкое пятно!... А он все качает и качает!... Прекрати! Он выполз из палатки с все еще эрегированным, мокрым, блестящим в отблесках костра, членом.
— Ну, братан... — он присел рядом и доверительно похлопал меня по плечу мокрой, липкой рукой, — хороша у тебя жена, в натуре! Гадом буду! Мышиный глаз!
— Нет, нет, нет... — опять кричала Ленка.
Постепенно крик перешел в рыданье. Она плакала навзрыд, как тогда, у костра... Плакала не переставая. Она плакала, а они... Они на ней... получали удовольствие... Тискали ее, терзали, насиловали ее плоть... Всхлипывания Ленки стали ритмичными, плачь невольно подстраивался под ритм содроганий.
— Я — все, — хрипло сказал один, — давай ты!
Все... Он — все... Значит, он спустил ей... внутрь нее... они все наспускали там... Она же забеременеет! Аборт в ее годы? Как же ты залетела, милочка? — спросят врачи. Всхлипывания опять стали ритмичными. Значит, ее сейчас второй... Его дыхания не слышно... только ее стоны... Стоны? Когда это плач перешел в стон?! Ей больно?! Нет... Это стон не боли... Или, все-таки боли? Нет... Именно так она всегда стонала перед тем... У нее были очень бурные оргазмы... Она вначале стонала, потом кричала, иногда плакала... Я с огромной душевной болью прислушивался к звукам, доносящимся из палатки. Зачем я слушал? Ведь можно было мычать, стонать, заглушать ТЕ звуки. Так хорошо мне знакомые — звуки приближающегося оргазма моей девочки. Да, она уже не плачет... Она сладостно стонет... Он забыла обо всем... Может, ей представилось, что ее любит муж? Или... или кто-то другой, но близкий и желанный? Сейчас она будет кричать и влагалище ее будет бешено сокращаться, доставляя неземное блаженство этому бандиту. Этому потному, мерзкому насильнику! Ленкин крик прорезал ночной воздух. Она кричала и стонала, плакала и смеялась... Собственно, в чем я ее обвиняю? А я — разве уже ее в чем-то обвиняю? Ну да! Она испытала оргазм с насильником! Значит, ей понравилось, как он ее?... Как они ее... Но... Нет, нет — до этого можно довести любого человека! Постоянные фрикции делают свое дело, независимо от того, кто на тебе — любимый человек, или мерзкий насильник!... Да сколько же можно кричать?! Она уже несколько минут кричит под ним!... А, может — не под ним? Может он ее... как-то по-другому?... Да нет... вряд ли... Она всегда любила ощущать тяжесть мужчины... Да причем тут — любила?!! Она так и говорила: «приятно чувствовать на себе
