пальцем скользит вдоль ложбинки, и — против этого он, Петька, ничего не имел... даже более того — ему, Петьке, это нравилось, но нравилось ему это потому, что ладонь была Пашина... а чтоб все... нет, Петьке совсем не хотелось, чтоб снова — все... он не хотел, чтобы опять его «массажировали» все, но он ничего не говорил — он молча смотрел на Пашу, ожидая, что скажет сейчас Паша... конечно, если «старший старший солдат» Паша скажет, чтобы он, Петька, снова лез на помост, Петька полезет... Паше он не станет возражать — он полезет на помост, и там... там опять, как вчера, все по очереди будут делать ему «массаж», и значит... значит — ему, Петьке, снова, как вчера, будет больно, — Петька смотрел на «старшего старшего солдата» Пашу, ожидая его решения...
Член у Паши стоял... налитый упругим жаром, член стоял, словно кол, длинный и толстый, упирающийся открытой головкой в трусы, и хотелось... хотелось прижаться к Петьке — навалиться на него, теплого и податливого, и медленно, медленно мять его, лежащего на спине — тереться о его торчащий членик своим, скользя залупающейся головкой по золотистому от загара плоскому животу... потом его, этого пацана, перевернуть на живот — и точно также, вжимаясь всем телом, медленно мять пахом упругие круглые булочки, скользя залупающимся членом вдоль образованной булочками ложбинки... и потом... потом — раздвинуть ему ноги и, разжимая, разводя в стороны упруго мягкие круглые булочки, открыть туго стиснутый входик — маленький коричневый кружочек, конвульсивно пульсирующий от ожидания... член, залупившийся в трусах, стоял, и Паша, не вынимая ладонь из Петькиных шорт, посмотрел на Петьку вопросительно. Их взгляды встретились. Петька молчал — ничего не говорил, но Паша, глядя Петьке в глаза, по вопрошающе тревожному Петькиному взгляду понял, что Петька... Петька не хочет. Сам Паша хотел, и хотел очень — залупившийся член стоял, и от этого стояка сладко покалывало в промежности... конечно, Петьку можно уговорить... его даже можно без особого труда заставить — это был не вопрос, и дело было не в этом, — дело было в цене вопроса... Паша вдруг понял, что за те несколько часов, что они — он и Петька — провели вместе, разговаривая о футболе и о рыбалке, об армии и о сексе, они каким-то совершенно необъяснимым, непостижимым образом успели приручить друг друга... да, именно! Они, Паша и Петька, приручили друг друга... «люди забыли эту истину, — сказал Лис, — но ты не забывай: ты навсегда в ответе за всех, кого приручил. Ты в ответе...», и Паша, весело подмигнув Петьке, повернулся к Толику, одновременно убирая ладонь из Петькиных шорт, — «старший старший солдат» Паша, глядя на Толика, развёл руками:
— Нет, Толя, ничего у нас не получится. Не хочет Питюн еще по разику — не меняет Питюнчик своих решений. Так Сане и передай... а заодно мой совет: помассажируй ты ему от души, чтоб он дурью не маялся. Правильно, Петя, я говорю?
Петькины глаза вмиг преобразились — они засияли, и Петька, смело взглянув на «младшего солдата» Толика,... кивнул головой.
— Правильно, — сказал Петька и тут же, не утерпев, подмигнул Толику — так же весело, как только что ему самому подмигнул «старший солдат» Паша.
И Толик... глядя на счастливое, солнечным светом залитое Петькино лица, Толик белозубо улыбнулся, одновременно подмигивая Петьке в ответ, — «младший солдат» Толик был весёлым парнем в прямом и в переносном смысле, и ему, «младшему солдату» Толику, Петька нравился не меньше, чем Паше, но он, Толик, был всего лишь «младшим солдатом» и потому не имел на Петьку никаких прав. Разве что — весело подмигнуть...
Поезд мчался... едва Толик отошел, как Петька тут же, не в силах себя сдерживать, прошептал, прижимаясь плечом к плечу «старшего солдата» Паши:
— Паша, я тебе что-то хочу сказать... наклонись ближе! Я на ухо
