остались ночевать у тестя.
Я естественно, находился на взводе, и предложил ей заняться любовью. Она вяло согласилась, вздохнув, что я опять, только раззадорю её и усну, а ей придётся до утра мучиться неудовлетворенным желанием. Но похоть глуха к призывам разума. После событий дня я ну, очень хотел!
Естественно, что когда жена, из любви ко мне, покорно приняла мужнино естество в своё просторное лоно, и я начал стараться, то из-за перевозбуждения не продержался и десяти минут, чем вызвал вздох досады у жены. Вот тогда-то я понял, что поступил крайне эгоистично: разве я не знал, что даже снуя в растраханном четверыми мужчинами влагалище жены, из-за перевозбуждения долго не продержусь, и дать удовлетворение, распалив в ней похотливое желание, не смогу! Вскочив на колени, я хотел исправить свою ошибку и тут же начал повтор. Она с готовностью приняла позу, сдвинув бёдра, и ложась грудью на постель, с вытянутыми вперёд руками, но и в этой позе, проработав минут десять, я лишь приблизил её к сладостной минуте. Последняя попытка. Я водрузил её на себя, и она со всей любовью желая сделать мне и себе приятное, опустилась верхом, но оргазм был совсем коротенький, не такой, как бывало у нас прежде, с грудными рыданиями и полной отключкой минут на пять. Она досадливо вздохнула, и легла рядом, благодарно чмокнув.
— Тебе мало? — шепнул я. Жена под простынёй нашла мой выжатый до состояния тряпочки член, и вновь вздохнула:
— Ты сделал всё, что мог, но ты же не виноват, что мне теперь не хватает только твоих ласк — и она со всей нежностью поцеловала меня, а после продолжила свой шёпот:
— Я по-тихому от Султановны (врачихи из института) съездила в институт матери и ребёнка, и записалась на приём. Они говорят, что всё пройдёт с появлением ребёнка. Осталось месяц потерпеть... Ты меня простишь за всё?
— За что, всё?
— Ну, за всех мужиков, которые меня массировали?
— Глупышка, я же люблю тебя!
— Нет, правда, она мне даёт такое лекарство, что у меня, иногда, просто всё там так болит от желания, что аж в глазах темнеет! А у неё всегда один ответ: массаж с тем, к кому она меня направит. Как они мне надоели! А я только тебя люблю, а ты столько не можешь! Получается — раззадоришь только, и всё.
Жена вновь тяжело вздохнула. Я понимал и чувствовал весь драматизм, и отчаяние её положения, но дать жене кроме сочувствия и своей любви ничего не мог.
— Ладно, спи, скоро всё встанет на свои места. Только потерпи ещё немного! Понимаешь, мне — нужно это! Это, как наркомания, что-ли. Терпишь-терпишь, а после: раз, и срываешься, когда уже нет сил сопротивляться. Я старалась даже насытиться впрок, но это — бесполезно, просто подкатывает не каждый день, а чуть реже. Ты простишь меня?
Жена просила меня простить её за вынужденные встречи с другими мужчинами, не в силах перебороть эффект от той фармакологии, которой пичкала её врачиха! Просила прощения и за те разы, которых ещё не было, но с которыми бороться у неё уже нет никаких сил!
От бессилия хотелось плакать, как мальчишке, и я обнял её, стал целовать, как юный влюблённый, чувствуя во всей этой ситуации с нами и большую долю своей вины за то, что не уберёг, не разглядел беды, не защитил, не вырвал из рук лже-врачей.
Отдышавшись, я горячо шепнул моей любимой:
— Не вини себя, и не мучай, я — вытерплю! Я тебя — не брошу!
Мы снова, как сумасшедшие целовались, и от избытка чувств я начал покрывать тело любимой поцелуями. Ей было сладко, но она просила меня:
— Не надо! Прекрати! Не надо, милый! Не на... — и осеклась, задохнувшись от новой волны возбуждения, обмякла, позволяя спуститься моим поцелуям на грудь, на живот, и шумно дыша, уже сама нежно гладила и трепала мои волосы на голове, шумно дыша, когда она оказалась у неё между ног. Я ласкал мою любимую, нежно беря губами за наливающийся жаром клитор, оттягивая растянутые многими мужчинами до свисавших рюшами нежных
