моего согласия выплеснулась, наружу погребя нас под собою. Я не помнил и не хотел знать, где я, зачем я... Важно было только что я с ней, сейчас и мы вместе...
Насытившись её мягким медовым ротиком, я перешёл к лицу. Поцеловал каждый изумрудно-зелёный глаз, каждую веснушку... Она страстно, но неумело отвечала мне, отдаваясь этому занятию без остатка. А я, потеряв голову, уже целовал её тонкую белую шейку, спускаясь вниз. Моя рука скользнула под пижамную куртку и сжала очень большой для её тела сосок. И без того набухший под моими пальцами, он стал совсем как камушек, твердый, теплый и приятный на ощупь.
Отпустив его, я начал медленно расстегивать пижаму. Она задрожала, закусила губу и даже побелела. Я, видя это, опять припал к её губам. Страстный поцелуй, до умопомрачения, и сверкания звездочек в глазах, чуть ли не до потери сознания от нехватки воздуха...
И вот я уже стою на коленях перед ней. Края курточки разведены в стороны открывая мне доступ к её грудкам. Малюсеньким и таким привлекательным увенчанным большими светло-розовыми сосками. Я просто как скала нависаю над ней, любуясь неожиданным видом.
— Я очень страшная, — тихим голосом прерывает она наше молчание.
Не отвечая ей, я наклоняюсь и целую по очереди сосочки, потом покрываю поцелуями грудки и, подняв глаза, трагическим голосом произношу:
— Ну не совсем. Если только тебя умыть и расчесать, то очень даже ничего... — и смеюсь.
Она, делая вид, что сердится:
— Я серьёзно, а он шутки шутит!
— Так и я серьёзно, — наклоняюсь и принимаюсь опять посасывать её прелестные соски, попутно лаская их языком.
Не выдержав испытания, она стонет и начинает ёрзать по простыне.
— Как же это хорошо, милый... — тянет она, — но я ведь красивая?
— Угу, — поддакиваю я, не отрываясь от сосков, — и вкусная!
Облобызав маленькие грудки, и ничуть не больше моих и поцеловав напоследок розовые соски, ярко выраженной грушевидной формы, которые так удобно захватывать губами и сосать как сладкую конфету... Я продолжаю путешествие. Спускаясь, всё ниже, и приближаясь к заветному «тайничку». Она напряженная лежит передо мной, закрыв глаза и откинув левую руку в сторону, а правой медленно перебирает мои растрёпанные волосы. Её красные искусанные губы издают стоны наслаждения каждый раз, когда я касаюсь губами её белого в больших веснушках тела. И какого-то острого со всех сторон...
Вот мелкая впадинка пупка. И язык, послушно обведя его контур, проникает внутрь. Она дергается, и я обращаю взор на лицо:
— Щекотно ведь, — с трудом выговаривает Рыжая.
— Тебе нравится? — каким-то чужим, охрипшим голосом, спрашиваю я.
Она не отвечает, а просто улыбается, хотя, видно, что сдерживаться ей удается всё труднее. И когда я начинаю подбородком сдвигать вниз её штанишки, открывая место для последующих поцелуев, она приподнимает попку над кроватью. Я с двух сторон цепляю резинку пальцами и тяну. Штанишки медленно, очень медленно скользят по напряженной коже живота.
Вот показались, ровная линия рыжей поросли. Похоже, бритва никогда не касалась этого места. Мне стало очень интересно, как выглядит рыжий лобок. До этого момента я имел дело только с бритыми кисками. Рыжие волосики вылезали из-под резинки, чтобы тут же распушится в разные стороны.
— А ты здесь то же рыжая, — констатирую я.
— А ты думал я крашеная? — через силу смеется она.
— Нет... Но я никогда не видел лобков с рыжиком...
— Так... Смотри... — разрешает она.
Остановившись на самой границе и не открывая для моего жадного взора главного, я подаюсь вверх и начинаю опять целовать её. Она отвечает, ухватив меня за голову:
— Да... хочу... — стонет она.
И моя рука уже сама поднырнула внутрь штанишек и прижалась к «горящему» лону. Я ощущаю исходящей от него жар, волосики окружающие его мокрые и липнут к пальцам. При моём проникновении бёдра разошлись в стороны, давая простор
