нашу фазенду эль Корво, заинтересовался дружбан.
— Ёпнулся шо ли!? Раз в сто меньше, ещё может быть... Он нам тройку обещал всего. Я что, на мецената похож или на спонсорицу?
— Шлимазл, — зафимильярничал Вовчик, — вот где проявляется твоя еврейская сучность. Ты же обещал!?
— Я хозяин слова. Хочу, даю, хочу, назад беру! Что не так?
— Сука ты, а не друг! — обиделся дружбан.
— Тебе что, сотни не хватает, чтобы заголубеться?
— Нет, конечно! За десятку я бы, может, ещё и готов был попрать свою честь и совесть, но за сотню...
— Ну, держи тогда, — доставая из узкобёдрых штанин десять баков, сделал я предложение, открывая между тем входные двери.
— Хошь в глаз дам? — разозлился будущий голубоватый.
— Ну дай, — подставляя ему глаз, завершил разговор я.
Цоканье закоблученности Валенсии по ступенькам нашего жилища завершило препирательство меж компаньонами.
— А вот и я! — расшаркался Валентин.
Его платье нежно-бирюзового цвета скрывало и покрывало видимые невооружённым глазом прелести. Нежно-голубого цвета лифчик первого размера приятно оттенял намечающиеся груди. Синие стринги, аляповато натянутые на явно мужскую попу, пытались скрыть передоносность. Следует отметить, что это им не совсем удавалось.
Карминно подкрашенные губки вкупе с побритостью щёк не впечатляли. А глазки с наклеенными ресницами, подведённые по самое нимагу, вызывали рвотные рефлексы у вашего покорного слуги. Вовчик тоже не вожделел прелестницу. И сильно сглатывал. Думаю, подай ему сигнал, тут же сбежал бы к дружественному унитазу. Но дело есть дело! На кону стояли бешеные деньги, не взирая на нашу нестоячесть.
— Дай ему за щеку, — внезапно сделал я предложение другу.
— С какого это коня? — возмутился дружбан, — не было такого уговора.
— Я протестую! — выразило свой протест существо мужеского полу в женском обличии, — у меня есть всё для демонстрации и обучения! Я не собираюсь изменять своему мужу!
Проговорив сию фразу, Валенсия, несколько жеманясь, отворила свою сумочку довольно внушительных размеров и стала доставать от туда «всё», что требовалось для демонстрации и обучения.
Медленно и с чувством она начала извлекать и, кратко демонстрируя, выкладывать женские мечтательные предметы.
Разноцветье коих поражало и, может быть, восхищало не присутствующих в нашем поместье дам. Розовые, голубые, сталистого оттенка, отличающиеся ледяной прозрачностью, на батарейках и без, мужеские стержни разнообразных размеров и фасонов заполонили наш обеденный стол. Затем пошли кремы и мази вкупе с разнообразными вазелинами. Смазки на водяной основе и без...
— Может, хватит? — попытался прекратить длительный процесс извлекания, Вовчик.
— Это последний! — хищно улыбаясь, доложилась Валенсия, доставая чёрный, как южная ночь, елдак тридцатисантиметровой длины.
— Вот и пососи его! — сделал предложение Вовчик.
Валенсия со всей яростью набросилась на вожделенный предмет. Она облизывала его и сосала, так, как будто это был леденец лиловый или отменного вкуса мороженка. Но всё это выглядело театрально. Затем Вовчик, взявший на себя инициативу антрепренера заставил, с понтом девицу, трахать себя сзади разнопредметьем, принесённым ею же. Она изгалялся сама с собой по-всякому. Со смазкой и без, но нас это не впечатлило. Не хватало какой-то изюминки. Какой, — мы не знали.
Отдав Валентину задаток, и очень сожалея, что не можем ему ничем помочь, мы распрощались с несчастным.
Это было моё первое поражение на сексуальном учительстве. Как мне ни горько было это признать, я не представлял, как помочь парню в его нелёгкой судьбе. В следующие разы, при виде в графе секс надпись: «мужской», категорически отказывался от обучения...
— Поговаривают, что вы тут сексуальным учительством промышляете за определённую мзду? — поинтересовалась дородная дама, постучавшись к нам
