возбуждённо выдохнул Никита, нетерпеливо двигая бёдрами снизу вверх — навстречу члену. «Никита... что за слова! — глухо рассмеялся Андрей, вновь потянувшись за тюбиком с вазелином. — Я не ебать тебя буду, а буду тебя любить... я любить тебя буду, Никита!» Туго стиснутое — девственно сжатое — очко Никиты, заблаговременно подмытое Андреем в ванной, представляло собой небольшой бледно-коричневый кружок с узелком плотно сомкнутого входа... и у Андрея на миг появилась мысль, что он не сможет вставить свой толстый член в отверстие Никитиного зада, но мысль эта была совершенно неконструктивная — непродуктивная, и Андрей, выдавив немного вазелина на подушечку указательного пальца, прикоснулся пальцем к коричневому кружку, почувствовав, как от прикосновения пальца у Никиты непроизвольно сократились мышцы сфинктера... «Андрюха... — засмеялся Никита, дёрнув бёдрами, — щекотно, бля... хватит смазывать! Всовывай, бля... еби меня в жопу, Андрюха!» Никита, никогда не имевший анального секса, проговорил это так легко и так естественно, как если бы не Андрей был старше его, а он был старше и опытнее Андрея, — и то, что Никита отдавался Андрею без малейшего сомнения, и то, что его, Никиту, абсолютно не напрягла мысль, что первым трахать будет Андрей, со всей очевидностью свидетельствовало лишь об одном — о том, что для Никиты не было никакой разницы между ролью пассивной и ролью активной, поскольку и то и другое в его представлении о сексе были частями одного целого, имя которому было «секс»... как не меняется сумма от перестановки слагаемых, так точно не менялась для Никиты суть от того, кто кого будет первый, — персональная Никитина «надстройка» была явно не отягощена уголовными представлениями о роли пассивной и роли активной... Андрей, круговым движением пальца равномерно размазав вазелин по очку, смазанным пальцем плавно вошел вовнутрь, почувствовав, как мышцы сфинктера, эластично разжавшись, тут же сомкнулись вокруг пальца туго обхватившим кольцом. «Ой, бля! — дёрнулся от неожиданности Никита. — Андрюха... ты чего, бля... палец мне в жопу... больно, бля!» «Ещё не больно, Никита... ещё не больно, — рассмеялся Андрей, круговыми движениями пальца медленно массируя вход — смазывая внутренние стенки сфинктера. — Больно, Никита, будет, когда сейчас я введу член... но эта боль, которую вытерпеть способен каждый — абсолютно каждый... это — боль наслаждения, Никита... и ты её тоже вытерпишь, сладкую боль мужского проникновения...» — Андрей, вытащив легко выскользнувший палец из Никитиного входа, вытер палец салфеткой, придвинулся к Никите ближе, правой рукой направил несгибаемо твёрдый член в центр распахнутых ягодиц — приставил смазанную головку члена к хорошо смазанному отверстию Никитиного зада... осталось лишь плавно надавить, и... и — Андрей, двинув бёдрами вперёд, сделал это во всех смыслах восхитительное движение...
Можно по-разному вставлять член в зад, и дело здесь вовсе не в технике введения члена в анал, а дело в том, с каким внутренним смыслом выполняется это действие; у Андрея были все основания полагать-думать, что Никита является анальным девственником, и, исходя из этого, можно было бы совершить дефлорацию анала постепенно, проникая членом в желанную глубь по миллиметру, тем самым давая возможность анальному отверстию адаптироваться к первым болезненным ощущениям, но Андрей всё это сделал по-другому: приставив головку члена у туго сжатому отверстию входа, Андрей плавно надавил — и, на давая Никите возможность осознать мгновенно опалившую боль, так же плавно, ни на миг не останавливаясь, одним движением ввёл весь член полностью... до самого основания Андрей ввёл свой несгибаемо твёрдый член в очко Никиты, вжавшись пахом в Никитину промежность — навалившись животом на Никитину мошонку с рельефно крупными, тонкой
