приподниматься, чтобы занять место Андрея; «Давай, Андрюха... я тебя в жопу!» — пьяный Никита, шестнадцатилетний школьник-одиннадцатиклассник, никогда не думавший до этой ночи о какой-либо «голубизне», хотел удовлетворить с Андреем свое сексуальное желание точно так же, как это только что сделал Андрей с ним... «Давай, Никита... давай! Я разве против? Долг платежом красен!» — рассмеялся Андрей, меняясь с Никитой местами... ему, Никите, было плевать, какими словами обзывают анальное траханье между парнями разномастные штатные моралисты и прочие самодеятельные энтузиасты, с подозрительной озабоченностью обличающие однополый секс на всяких-разных интернет-форумах и прочих площадках публичной коммуникации, — шестнадцатилетний Никита, не голубой и не гей, хотел кайфовать-трахаться, справедливо полагая, что секс с парнем может быть ничем не хуже секса с какой-нибудь девчонкой; собственно, он даже не думал об этом — он, будучи пьяным, это понимал-чувствовал интуитивно, без какого-либо анализа всех «за» и «против», — «надстройка» у Никиты была нейтрализована алкоголем, а потому возбуждённый Никита руководствовался исключительно «базисом» — желанием, напрочь лишённым умозрительного истолкования.
Андрей сам смазал вазелином сочно пламенеющую головку Никитиного члена — горячего, длинного и толстого, твёрдого, как скалка... и дело было совсем не в том, что «долг платежом красен», а дело, прежде всего, было в том, что секс «а одни ворота» был для Андрея половинчатым, не приносящим полного — абсолютного — удовлетворения; и потом... явная неопытность Никиты, его неумелость вкупе с непосредственностью, с искренностью проявления напористого желания не могли оставить Андрея равнодушным в плане чисто человеческом, а не только партнёрском, — Андрей, искренне благодарный Никите за эту спонтанно случившуюся ночь кайфа, хотел, чтоб Никита в эту ночь точно так же остался всецело удовлетворённым и довольным... запрокинув ноги вверх — прижав колени к плечам, Андрей сам — своей рукой — направил Никитин член в своё смазанное вазелином очко, и... не успел Андрей попросить-предупредить нависшего над ним Никиту, чтобы тот, вводя член, был помедленнее, как от чувства мгновенной заполненности у Андрея спёрло дыхание, — Никита, едва Андрей успел отвести от его члена руку, буквально ворвался в Андрея — мощным рывком вломился, в одну секунду утопив свой немаленьких размеров член в анусе Андрея до самого основания... так Андрею не вставлял ещё никто!"Ой, бля... Никита! — дёрнувшись всем телом от опалившей очко наждачной боли, Андрей на мгновение закусил губу. — Осторожней, Никита! Очко мне порвёшь! Осторожней...» Андрей дважды произнёс-выдохнул «осторожней», но эти просьбы была тщетными — Никита не услышал Андрея, а если и услышал, то не понял, не осознал, о чём Андрей его просит, — смазанный вазелином член впритирку вошел, втиснулся в туго обхватившее, жаром обжимающее отверстие Андреева зада, и Никита, вмиг ошалевший от пронзившего его наслаждения, тут же энергично задвигал бёдрами — мощно заскользил членом в Андреевом теле... Ах, какой это был кайф! Фантастический кайф ощущал шестнадцатилетний Никита, впервые вставивший свой член в очко, и Андрей, невольно смиряясь с Никитиной страстью, стал пытаться переориентировать своё содрогающееся от толчков тело с ощущения боли на ощущение удовольствия, — он, Никита, был неумел, и в этой своей неумелости он, Никита, был неуёмен... это лишь старые девы обоих полов, сладострастно согревающие души — и руки? — нагнетанием педоистерии, способны представлять шестнадцатилетних парней как ничего не смыслящих в сексе детишек, растлеваемых коварными дядями-извращенцами, а в жизни реальной в шестнадцать лет многие «детишка» трахаются так, как иным извращенцам в тоге борцов за нравственность даже не
