обозначившейся,... начавшей набирать силу будущей элегантной мужественностью, лежал на Андреевой постели, раздвинув ноги, отчего ягодичная щель была чуть приоткрыта — маняще соблазнительна изящной округлённостью, упирающейся в промежность, неброско поросшую черными волосами... ягодицы у Никиты — молочно-матовые на нежно-золотистом фоне остального тела — были небольшие и вместе с тем сочно-округлые, налитые манящей спелостью... к таким ягодицам хотелось прижаться, прикоснуться — ощутить ладонями их упруго-сочную мягкость, и Андрей, чувствуя невольное возбуждение — любуясь Никитой, опустился на край тахты... «Никита... — прошептал Андрей, наклоняясь над Никитиным ухом. — Ты уже спишь, Никита?» Вопрос был риторический — Никита не просто спал, а, будучи пьяным, спал непробудно, провалившись в пьяное забвение... и Андрей, целуя Никиту в щеку, в шею, в плечи, медленно скользнул губами по спине вниз — туда, где поясница переходила в покрытую короткими бесцветными волосками ягодичную щель... пройдясь губами по сахарно-матовой, бархатисто-нежной коже обоих ягодиц, Андрей оторвал голову от Никитиной попки, шире раздвинул Никитины ноги и, перебравшись на постель — оказавшись сзади лежащего на животе Никиты аккурат между его разведёнными в стороны ногами, с наслаждением стиснул в кулаке свой снова возбуждённый член... секунду-другую Андрей скользил по телу Никиты вожделеющим взглядом, легонько двигая кулаком... затем, оставив в покое член — выпустив член из кулака, Андрей ладонями обеих рук развёл ягодицы в стороны, делая видимым — доступным для обозрения — туго стиснутое Никитино очко; бледно-коричневый кружок шестнадцатилетнего одиннадцатиклассника был величиной с монету, — Андрей, глядя на подмытое и потому совершенно чистое очко Никиты, почувствовал сладостное желание... никогда он, Андрей, этого не делал, и ему, Андрею, такое тоже никто и никогда не делал, — наклонившись над раздвинутыми — растянутыми в стороны — ягодицами Никиты, Андрей приблизил к бледно-коричневому кружочку приоткрывшиеся губы и, секунду помедлив, словно решая, делать это или не делать, осторожно провёл кончиком языка по нежной, бледно-пигментированной коже туго сжатого входа...
Никита спал — ничего не чувствовал... зад Никите Андрей подмыл сам, и очко у парня было девственно чистое, — припав губами к плотно закрытому входу, Андрей сладострастно ласкал языком Никитин анус, испытывая наслаждение не только от ощущений, вызванных соприкосновением губ с зоной заветного вожделения, но ещё и от мысли, что он, Андрей, это делает... он это д е л а е т! — он взасос целует парня в очко, ласкает желанную норку языком, губами, предварительно поработав там своим членом... разве это не кайф? Впрочем, понятие — и ощущение — кайфа у каждого своё: кому-то приятно ласкать языком зад сексуального партнёра или своего возлюбленного, делая это буквально, а кому-то не менее приятно облизывать зад вышестоящего начальника, делая это фигурально; причём, последние это делают — исполняют — публично, ничуть не смущаясь от того факта, что их безобразное поведение оказывает растлевающее влияние на припадающие к телеящику электоральные массы, — кому что нравится — у каждого в этой области свои приоритеты! Андрей видел в геевских фильмах, как парни ласкают языком друг другу анусы, и мысль сделать то же самое приходила Андрею в голову, но дело до этого никогда не доходило... и вот — случай подвернулся! Молодой пацан — шестнадцатилетний Никита — спал непробудным сном, а ещё он был возбуждающе симпатичен и был тщательно подмыт, а ещё у него, у этого Никиты, была обалденная попка... ну, и как было не воспользоваться таким сказочным стечение обстоятельств — как было можно воздержаться от возникшего соблазна? То есть, воздержаться можно было... да
