вовсе не был таким опытным, каким выставил себя — в своей жизни я занимался сексом раз шесть или семь, причем ни разу не имел дела с девственницами. Несмотря на это, я стал уверять Дашу, что лишение девственности — это совсем не больно и очень приятно, главное — чтобы мужчина был опытным, а я, собственно говоря... Главное, я говорил, проявить к девушке любовь, ласку — и никакой боли не будет... Говорю — а самого дрожь бьет: неужели я сейчас буду трахать Дашу?В общем, чтоб не затягивать, скажу: через минут 20 Дина, Надя и Женя оделись и вышли, а я остался наедине с Дашей. Все мы были в таком настроении, что происходящее вовсе не казалось нам нелепостью. Даша лежала в постели, стыдливо смеялась и не могла поверить, что сейчас с ней произойдет ЭТО. А в меня вселился какой-то дух: он холодил мне душу, и я чувствовал: главное — казаться абсолютно уверенным в каждом слове и действии, тогда все будет хорошо. Я сразу вскочил и разделся догола. В окна светила луна, и все было хорошо видно. Я сел на кровать к Даше, нежно погладил ее по голове и сказал: — Дашенька! Вначале главное — почувствовать большую нежность друг к другу, иначе ничего не получится. Забудь о том, что мы собрались делать, — просто я хочу немного приласкать тебя, показать, как я люблю тебя, как ты нравишься мне...Я действовал по наитию. Тогда меня в самом деле разрывала на части нежность и любовь, которая вся персонифицировалась в Дашеньке — и Дашенька казалась мне самый любимым, нежным и драгоценным существом на свете. Все это я говорил ей, попутно целуя и лаская ее. Меня переполняли чувства настолько, что хотелось плакать; никогда со мной ничего подобного не было.Я не раздевал Дашу и даже не откидывал одеяла; я только целовал ее милое личико, ушки, шейку, целовал и облизывал, как мороженное — кончиком языка, — и ерошил ей волосы, и говорил ей всякие нежности... Мои чувства быстро передались ей: она стала отвечать мне, стала целовать меня в ответ, руки ее сами заползли на меня и обвили мне шею... Я был голый — и в этот момент почувствовал, что от избытка нежности сейчас кончу. Пришлось отстраниться от Даши и сделать вид, что затекла нога... Тогда Даша подвинулась — и я юркнул к ней под одеяло. Койка была узкая, но это меня не смущало. Я пока не раздевал Дашу; мы даже не целовались взасос — только ласкались и шептались, как дети. Я каким-то шестым чувством чуял, что еще рано, хоть член уже и нестерпимо ныл от желания, и мне хотелось забодать им Дашу, плюнув на все.Даша рассказывала мне какие-то интимные глупости, и каждая была для нас драгоценной... Я чувствовал, что она уже совсем не стесняется, что она — моя; и тогда я стал легонько трогать языком ее губы. Меня самого это чуть не свело с ума; а Дашенька даже застонала — и тут же призналась, что ее никто никогда не целовал. Я нежно, как мог, прильнул к этим нецелованным губкам, тая от мысли, что я — первый... Я смаковал ее язычок, жалил его, сливался с ним в комок — и Даша дышала все глубже... Потом я переходил снова на шейку и ушки, буравил ей ушную раковину языком, вылизывал затылок, развернув Дашеньку спиной к себе — а она подвывала, заглатывая ртом воздух. Руки мои шарили по ее телу — пока сквозь ночнушку, не снимая ее; я нащупал ее соски и мял их сквозь ткань, и Даша была уже близка к крику; и только когда я снова впился в ее губы — залез рукой с другого края и нащупал ее киску.Мне показалось, что я окунул пальцы в горячий кисель — так там все было мокро. Даша охнула, захрипела — и стала толкать меня лобком, насаживая киску мне на палец. Я стал ласкать ее пальцем — и в это время потянул ночнушку вверх. Неопытная Даша не понимала, что надо делать, и только ворочалась и стонала; тогда я слегка приподнял ее, освободил спину от ночнушки — и дальше она поняла сама: подняла руки — и осталась голой. Я впился в ее сосок, прильнул к ней телом,
