пальцами её срамные волоски... Так как это уже не первое прикосновение к ним, Саша не находит нужным протестовать и сопротивляться.
— Интересно, какого они цвета? — любопытствует он.
— Рыжие, дурачок!... Доволен?
— Правда? Не обманываешь?
— Хочешь, чтобы я тебе разрешила убедиться в этом воочию?... Ну и нахал! Не дождёшься...
— Надеюсь всё же, милая, что ты не всегда будешь так категорична... А пока позволь мне поцеловать тебя... Где твои губки?
— Вот они, в твоём полном распоряжении...
После некоторого молчания, вызванного затяжным поцелуем, она признаётся:
— Как это у тебя хорошо получается! Особенно, когда наши языки находят друг друга и начинают...
— Повторим?
— Угу!..
Пальцы его тем временем, наигравшись в волю руном на лобковом выступе, двигаются дальше. Саша инстинктивно сжимает бёдра, но тут же раздвигает их, причём гораздо шире, чем они находились прежде. И тут же ощущает, как его палец проникает во врата её плоти.
— Ба, да там, милочка, уже довольно влажно... Трусики не жалко? Может быть, снимем их?
— О, господи! Дались тебе эти трусики!..
— Не трусики мне дались, а те твои губки, которые несправедливо называют срамными и приласкать которые мне как раз и мешают эти чёртовы трусики!
— И ты думаешь, что от них так-то легко избавиться? Там целая система защиты..
— Понятно, словно у атомного реактора... Вот пояс с подвесками, а к тем крепятся чулки...
— Да, броня крепка...
— Но и пальцы наши быстры. Вот уже один чулок отстёгнут, вот другой... Позволь стащить их аккуратно вниз...
— Ну, если только, аккуратно, чтобы не порвать...
— Вроде бы, не порвал...
— Да, в искусстве раздевания ты делаешь несомненные успехи... Надо же, снял, не причинил боли и, кажется, не порвал... Не то, что с лифчиком и юбкой!...
— К лифчику мы, полагаю, ещё вернёмся... А пока можно взяться и за трусики... Помоги мне, приподними одно бедро,... затем другое.... .. Вот так... Пусть там на полу поваляются, а мы займёмся более приятными вещами... Не правда ли?
Осадчая только ещё сильнее прижимается к нему и впивается ему в губы... Внизу у неё всё полыхает от прикосновений и трения его пальцев. Таз непроизвольно задвигался. И чем дальше, тем энергичнее. А ладонь, в третий раз настойчиво пойманная им и приведённая к его причинному месту, так там и остаётся. Причём пальцы её не долго остаются безучастными к такому соседству, немного погодя они довольно робко пробуют теребить через ткань трусов его напряжённую плоть, а потом осмеливаются знакомиться с нею и более детально...
Мысль, что не пора ли уже выкинуть белый флаг, приходит тут ей в голову. Но, оказывается, для того чтобы сдаться, тоже нужна смелость, а она уже вся израсходована на согласие избавиться от юбки. К тому же, о какой капитуляции может идти речь, если никаких ультиматумов до сих пор так и не последовало?
И далось же ему это — «не форсировать событий»!... Пора бы уж!... Чего ждёшь ещё, дружочек?
Когда его то ли указательный, то ли безымянный палец задвигался уже в самой глубине её женского естества, Саша делает резкое движение назад, тянула Леонида за кисть руки и, освободившись от чрезмерно назойливого перста, неожиданно для самой себя предлагает:
— Хочешь, сниму бюстгальтер?
— Ещё бы! Но прежде неплохо бы избавиться от комбинации. Давай помогу... Так...
— Снимай и ты свою майку.
— Снимаю... Теперь показывай, в чём секрет.
— Смотри, глупыш, застёжка-то спереди! — смеётся она. — Вот, видишь?
— Погоди, погоди! — хватает он её за кисти рук, уже приготовившихся расстегнуть злосчастную застёжку. — Я сам!
Щёлк! И Леонид, взяв ладонями ставших вдруг свободными полушария, погружает в них своё лицо и покрывает их поцелуями.
