оставшейся детали туалета быстро довершила наша невоспитанная девчонка.
Грудички — да вот оно правильное определение — беззащитно замерли, неодолимо наливаясь сосочками. Я подставил ладони,... и они уткнулись туда, распаляясь еще больше от тепла моей кожи и едва заметного трения о мягкие складки и подушечки моих пальцев.
— Ребятки, мне хочется писать — отпустите меня ненадолго, — прошептала вдруг женщина.
— Нет, никаких, теперь пора тебя связывать, — твердо возразила дочура.
— Но я же так описаюсь.
— Вот и хорошо — все равно мы собирались тебя мыть.
— Но это же стыдно.
— Ничего, я в детстве писалась — ты меня подмывала, и все было нормально.
— Я не могу себе позволить описаться перед чужим мужчиной.
— А тебя никто и не спросит — давай, хватай ее, и начнем связывать, — неожиданно вцепилась в мамины волосы дочка.
— Ты знаешь, девочка права, — неумолимо констатировал я и, заломив женщине кисть руки, повел ее в ванную.
Надо сказать, по дороге она серьезно сопротивлялась — видимо стыд перед предстоящим действительно был сильнее ее все растущего вожделения. С большим трудом, совместными физическими усилиями и хитрыми уговорами, нам удалось затащить стыдливицу в ванную и прикрутить ее поднятые над головой руки к кронштейну, на который обычно насаживается головка душа.
Почувствовав, что дальнейшие уговоры и попытки освободиться бесполезны, женщина затрепетала всем телом, закусила губы и скорбно закрыла глаза. Какое-то время она спокойно сдерживала позывы, но природа брала свое — и вот уже коленки исступленно ищут друг друга, ягодички танцуют самбу, а губы побелели под укусами собственных зубов. Напряжение в нижней части живота нарастает, грудички временами подпрыгивают и бьются друг о друга, спинка прогибается, как у хорошей гимнастки, стоны переходят в жалобное скуление и редкие проклятия по отношению к нам.
— Ну, пописай же, — неожиданно шепчу я ей прямо в уже потное ушко.
И это последняя капля — мощная горячая струя вырывается из самых женских недр без всякой дальнейшей надежды сдержать ее, с кипением насквозь пробивает трусики, как будто их и нет, и с тупым звоном ударяется в стенку ванны, разбрызгивая по всей емкости подвижные и навязчиво пахнущие капли. Стыд свершился.
Через секунды струя ослабла, и горячая жидкость начала основательно пропитывать еще остающиеся сухими участки материи на лобке и ягодицах, а потом стекать двумя извилистыми ручьями по внутренней поверхности ног, щекоча измученные в танце лодыжки и согревая озябшие в ванной пальчики ног.
— Снимите с меня трусики, — жалобно попросила обессилевшая женщина, а то все начнет чесаться.
— Ничего, мамочка, сейчас мы тебя подмоем, — милостиво пообещала девочка.
Детские пальчики начали без всякой брезгливости осторожно стягивать полностью пропитанные излившейся жидкостью теплые трусики. Я стоял чуть в стороне и с удовольствием наблюдал, как появляются на свет сначала округленный, выбритый до матового блеска лобок, а потом пухленькие, радующие глаз очертаниями срамные губки. Привязанная блаженно улыбалась частично полученной свободе и довольно отмечала мой восхищенный взгляд.
— Ну, что ты стоишь без дела, — деловито сказала Леночка, застирывая мамины описанные трусики, — хорошенько подмой ее, да будь аккуратен — у нас там все очень нежное.
Я включил душ, полил женщине на коленку и, по ее указаниям, отрегулировал температуру воды. Теперь можно было приступать. Сначала я все промыл хорошенько струей воды. Затем тщательно вымыл руки и густо намылил мылом правую ладонь.
— Ну, раздвинь чуть коленочки и подставляйся, — попросил я.
Женщине уже нечего было терять, и она подчинилась — только слегка откинула в
