свои чувства Гоблин не видел со стороны — никак их не оценивал и уж тем более не анализировал, а потому, когда он перебрался из города северного в город среднерусский — на постоянное место жительства и, поболтавшись по разным-всяким митингам-манифестациям, примкнул к движению «За моральное возрождение», его к тому времени уже вполне сложившееся персональное ... неприятие приверженцев однополой любви как нельзя лучше совпало с программой движения «возрожденцев», где одним из первых — основополагающих — пунктов повсеместного морального возрождения значилась «повсеместная, бескомпромиссная борьба с голубизацией нашей жизни»...
Вжик... вжик... — скрипят пружины кровати, — сладострастно сопя, Гоблин Никандрович Гомофобов, публичный борец с педерастией, неутомимо двигая бёдрами, скользит в Колькином очке неслабеющим членом, и Колька, лежащий на спине с привычно разведёнными, запрокинутыми вверх ногами, снова думает о том, что, как только всё это кончится, он обязательно у Гоблина Никандровича спросит... только — когда это всё кончится? Ноги у Кольки затекли, и Кольке, уже порядком уставшему от траханья, кажется, что это не кончится никогда, — вжик... вжик... за плечами Кольки нет опыта прожитой жизни, — что знает он, семнадцатилетний пацан, о жизни вообще и о жизни Гоблина Никандровича в частности? Ничего он не знает... А между тем, появившись в училище, Гоблин Никандрович энергично взялся за выполнение поставленной перед ним задачи по «решительному приобщению молодого поколения к нашим моральным ценностям», — появившись в училище, Гоблин Никандрович Гомофобов, и без того энергичный-активный, почувствовал необыкновенный прилив сил: он впервые оказался среди множества молодых парней, и это отчасти напомнило ему армейскую учебку, где он, такой же молодой, когда-то давно был «товарищем младшим сержантом»... он смотрел на парней, и — уже не мальчики, но еще не мужчины, эти молодые парни, сами того не подозревая, невольно будировали в душе Гоблина Никандровича противоречивые чувства: с одной стороны, Гоблин Никандрович Гомофобов, активист движения «За моральное возрождение», не без оснований думал-подозревал, что среди этих парней наверняка есть такие, которые втайне, не афишируя, трахаются «по-голубому», в зад или в рот, и вместе с тем он, Гоблин Никандрович Гомофобов, активист движения «За моральное возрождение», не мог не понимать, что ему — лично ему — от этого чужого траха ничего не обломится; время его прошло — ушло безвозвратно... он смотрел на веселых беспечных парней, и мысль, что кто-то из них с упоением трахается — ебётся в жопу, лишь обостряла у Гоблина Никандровича Гомофобова, активиста движения «За моральное возрождение», чувство жаркой неприязни, неприятия однополого секса... «извращенцы!» — думал Гоблин; потому и слышался в его голосе металл, когда он, проводя инструктаж накануне акции, направленной против «содомитов», уверенно говорил о том, что «всем этим извращенцам нужно дать самый решительный бой», — коли сам не гам... та памятная акция, направленная против «голубизации всей нашей жизни», прошла на высоком моральном уровне, и Гоблину Никандровичу, внимательно слушавшему всех выступавших «в защиту морали», особенно понравилось выражение «богомерзкие акты», которое в своей проникновенной речи неоднократно употребил отец Амброзий — служитель культа с цепким взглядом внештатного сотрудника небезызвестной когда-то спецслужбы... слушая выступавших, Гоблин Никандрович Гомофобов, активист движения «За моральное возрождение», даже помыслить не мог, что спустя несколько часов... а между тем, именно в тот день всё и случилось — всё произошло: Гоблин Никандрович, публичным борец с педерастией и «прочей содомией», совершенно неожиданно для себя реализовал своё тайное, уже, казалось бы, напрочь
