остановки место... и — вскоре место такое нашлось: свернув от берега чуть в сторону — въехав между ветвями двух деревьев снова в чащу, Лёха ... заглушил машину. «Вот... — Лёха, не выходя из машины, вопросительно посмотрел на Кольку. — Приехали...» «Ну... тишина такая, что в ушах звенит», — отозвался Колька, по-прежнему ни о чём таком не думая и потому совершенно не догадываясь, с какой целью Лёха его сюда привёз; и потому он невольно удивился, когда Лёха, чуть качнувшись в его сторону, скользнул ладонью по его ноге. «Что, Колёк... там, в гараже... понравилось?» — шепотом, словно кто-то их мог услышать-подслушать, проговорил Лёха, вопросительно глядя Кольке в глаза; вопрос был задан, что называется, в лоб — и вопрос этот, заданный в лоб, на какой-то миг Кольку невольно озадачил: то, что случилось «там, в гараже», случилось для Кольки совершенно спонтанно, или, если говорить точнее, как бы промежду прочим, и потому Колька, с лёгкостью подставив Лёхе свой зад «там, в гараже», как-то без всяких сомнений про себя решил, что этим, собственно, всё и закончилось — ничего такого больше не будет... и вот теперь вдруг оказывалось, что Лёха... зачем он спрашивает? Колька, не убирая Лёхину ладонь со своей ноги, пожал плечами, не говоря при этом ни «да», ни «нет» — какого-то внятного, душою осознанного отношения к тому, что случилось в гараже, у Кольки не было; Колька не мог сказать, что ему это понравилось, и в то же время он не мог сказать, что ему это не понравилось, — ему,
Кольке, это было никак, и пожатие плечами в ответ на вопрос, неожиданно заданный Лёхой, вполне исчерпывающе выражало Колькино отношение к тому, что случилось «там, в гараже»; пожав плечами, Колька ответил так, как он чувствовал. Лёха же, видя такую Колькину реакцию на свой вопрос, не замедлил истолковать её по-своему — и, подаваясь к Кольке ещё больше, он горячо, напористо зашептал, одновременно впечатывая свою ладонь в Колькину промежность: «Ну, так что, Колек... ещё раз — давай? Никого здесь нет — мы одни... да? Хочешь? Как в гараже... никто нам не помешает... один раз... тишина какая... давай, Колёк... давай!» — Лёха, шепча это, одновременно через тонкую ткань шорт нетерпеливо лапал Колькино хозяйство — перебирал пальцами яйца, мял, сладострастно тискал мягкий ненапряженный член... и снова Колька, позволяя Лёхе себя лапает, не почувствовал ни желания, ни нежелания, — Лёха явно хотел и хотения своего, напористо молодого, нетерпеливо-горячего, нисколько не скрывал, уговаривая Кольку повторить то, что было в гараже... Лёха хотел откровенно, даже страстно, и Колька... видя неподдельное Лёхино желание, Колька вдруг совершенно неожиданно вместе с тем как-то спокойно, без всякого возбуждения подумал, что если он, Колька, Лёхе уже давал и что если Лёха хочет этого снова, то — почему не дать Лёхе ещё раз? Никаких явных причин для отказа у Кольки не было... они вышли из машины — шорты у Лёхи топорщились, на что Колька невольно обратил внимание, с удивлением подумав про себя, что у Лёхи уже стоит, — Лёха, не обращая внимания на свой преждевременный стояк, откровенно вздымающий колом шорты, достал из багажника покрывало, встряхнув, расстелил его рядом с машиной и, наклонившись вновь к багажнику, извлёк оттуда тюбик с вазелином — всё у Лёхи было приготовлено, всё было предусмотрено.
«Ну, чего ты? Раздевайся...» — нетерпеливо проговорил Лёха, видя, что Колька стоит без всякого движения, флегматично наблюдая за этими нехитрыми приготовлениями, и тут же, не дожидаясь Колькиного ответа, рывком притянул Кольку к себе, прижал его, безучастно податливого, к своему телу, с силой вдавливаясь твёрдым стояком Кольке в пах... руки Лёхины скользнули под резинки Колькиных шорт и плавок, и — возбуждённо сопя, продолжая прижимать покорно подавшегося Кольку к себе, Лёха с наслаждением стиснул, сдавил ладонями
