образом свою потребность в реальной бисексуальности, — в конце концов, это не такая уж редкость, как иным кажется... но ведь Эдик в постели каждый раз бывает и страстен, и нежен — словно я для него не сексуальный партнёр, а желанный любовник! Он неподдельно страстен со мной, и в то же время он искренне любит Юлю — свою девушку... я в своё время так не мог, — первый раз женившись, я все пять лет, пока был в браке, не имел секс ни с одним парнем... но разве я утверждаю сейчас, что это было правильно? Секс — это джунгли, где каждый путешествует на своих слонах... Делая бутерброды, я после каждого сделанного бутерброда отпиваю глоток мартини... Толя, Серёга, Вася, Валерка — все они в моём дембельском альбоме... интересно: хоть на кого-то укажет Эдик? Мой персональный водитель Эдик, у которого обалденная попка... попка, к которой мне хочется прижиматься щекой... я знаю, что мне никак нельзя влюбляться в Эдика, но завтра... завтра я обязательно сделаю ему завтрак, — в последнее время мне чертовски нравится об этом парне заботиться... кайф — заботиться о том, кто тебе нравится!
Кажется, бутербродами я увлёкся — наделал их на целый взвод голодных солдат... впрочем, дело не в бутербродах, — фотографий в альбоме чуть больше сотни, и я тяну время, чтобы дать возможность сидящему в спальне Эдику рассмотреть все фотографии повнимательней... мне почему-то очень хочется, чтоб он угадал... чтобы он показал хотя бы на кого-то — на любого из тех четверых парней, с кем бок о бок никому не видимым фартом прошла-пролетела когда-то моя армейская юность... для отслужившего племянника Антона понятие «армия» не пополнилось содержанием — не впечаталось в его память своими неповторимыми звуками, запахами, голосами... а я до сих пор, слыша первые звуки бессмертного марша «Прощание Славянки», чувствую, как ностальгической сладостью что-то невидимое ёкает у меня в груди... я пью мартини, хотя бутерброды уже не делаю. «Жопа» — сказал Антон... а мне помнится совсем другая жопа: во время помывки в гарнизонной бане я тру спину Толику, с вожделением глядя вниз — на его обалденные ягодицы... у меня с ним ещё ничего не было — я только-только подбираю к Толику ключик, но я уже страстно хочу его... в какой-то момент, скользя мочалкой по спине Толика, я чувствую, как член мой начинает сладостно утолщаться, — боясь спонтанной эрекции, я, тем не менее, не могу удержаться — я шутливо хлопаю Толика мочалкой чуть ниже спины: «хорош! — смеюсь я, отдавая ему мочалку — на, потри мне тоже!»... через три недели мы с Толиком во время парко-хозяйственного дня натянем друг друга на чердаке нашей казармы — к обоюдному удовольствию обоих... незабываемое время! Пару раз я попадал со своим безоглядным блядством в положения затруднительные... однажды мы были на полигоне, — было воскресенье, и мы были предоставлены сами себе: кто-то спал в палатке, кто-то травил анекдоты, кто-то, убивая время, без дела слонялся по лагерю... мы с Толиком, зная, что построения до обеда не будет, сразу после завтрака подались в лес — и ушли далеко, километра за три от палаток, чтобы наверняка нас никто не мог застукать... была весна — где-то в своей середине, так что кой-где еще видны были остатки осевшего почерневшего снега... мы выбрали место посуше и, расстелив шинель, в темпе друг друга натянули-трахнули — сделали это, лишь приспустив штаны... было воскресенье, и каждый проводил время в меру своей фантазии — в меру своих возможностей. Возвращаясь назад, мы с Толиком перед самым подходом к лагерю разделились — чтоб выйти из леса с разных сторон... вполне естественная предосторожность — даже если ты безоглядно молод! И вот, едва я оказался около палатки, как ... ко мне подкатил Вася... «Где ты, бля, ходишь? — набросился он на меня. — Я тебя, бля, обыскался...» «Чего ты хотел?» — отвечаю я, а сам,
